Futurum comminutivae, или Сокрушающие грядущее (СИ)

– Что? Что… ты сказала? – просипел я. – Ты что, Ленка, шутишь? Это у вас с кумом такие приколы свеженькие, да? Знаешь, Лен, совсем не смешно! Таким не шутят. Да! Или… да ну… Блин! Ха-ха-ха! Эй, Лен, ну, давай, скажи, что это глупая шутка! Шу-у-утка. Говори, давай! Шу-у-утка. Ха-ха-ха! Или… нет же! Нет! – хохотал я, и тут же настораживался, и снова хохотал, и ещё больше настораживался. А пока я пытался сам себя обмануть, горло уже душил спазм паники.

– Николаич…, – голос Ленки то обрывался, то креп, то переходил в прерывистые приглушённые всхлипы, – ты это… поторопись… приезжай скорее. Пожалуйста. Виталик в коме. У него рак. Последняя, четвёртая стадия. Врачи сказали: два-три дня…

Я обомлел. И вдруг с ужасом понял, что всё это всерьёз. Что не шутки. Что страшное. Что не исправить. Понять-то понял, но онемевшее сознание ещё сопротивлялось и никак не желало воспринимать скупые Ленкины фразы. Я вскинул голову, посмотрел в небо, свинцовой рукой провёл по лицу. В голове вдруг щёлкнул обжигающий тумблер отчаяния и гнева.

– А где ты была раньше?! – надсадно заорал я в трубку. У меня, казалось, начиналась истерика. Редкие прохожие на аллее удивлённо обернулись в мою сторону. – Где ты была раньше?! Где? – Я сорвался в ещё более пронзительный крик:

– Почему я узнаю об этом только сейчас? Не неделю назад, не месяц, а только сейчас? Ладно – кумушкин! Скрывал! Но ты… как ты могла молчать?!

– Виталик… он вообще не хотел, чтобы кто-то узнал, – слабенько защищалась Ленка.

– Эх, ты! Эх, ты! – сам не свой, разрывался я. – Сволочи вы последние! Сволочи! Какие же вы эгоистичные сволочи! – У меня был уже не крик, а какой-то истерический, полный бессилия и горечи визг. – Я Иванычу не «кто-то»! Ты понимаешь? Ты меня слышишь? Слышишь ты меня или нет?! Я… ему… не «кто-то»!

– Виталя, пожалуйста, очень тебя прошу…

– …не «кто-то», поняла?! Сволочи!

– …очень прошу, не кричи! Умоляю! У Витальки всё очень страшно, безнадёжно оказалось, – горько заплакала в трубку Ленка. – Он просто не хотел никого расстраивать…

Я глубоко вздохнул. Выдохнул липкий воздух. Всхлипнул, что ли? Сжал зубы. Тяжёлой ладонью стиснул лоб, зажмурил глаза. Едва слышно процедил в трубку:

– Сейчас буду…

***

Словно небо на голову упало. Предательски дрогнув, под ногами накренилась земля. Закачалась утлой лодочкой. Перед глазами буйно завихрились какие-то зримые тёмные пятна, картинка исказилась и поплыла куда-то вверх. Тугой горький ком перехватил горло, мешая дышать. Я огляделся по сторонам. Где я? Ах, да. Городской сквер. Лавочки. Листья. Деревья. Банк. Люди. Вижу, из офиса выпорхнула какая-то девушка. Перешла тротуар, подошла ко мне. Улыбается. Что-то говорит, объясняет. Мило сложила ладошки, кивает на банк. А я лишь вижу перед собою добродушное розовощёкое лицо кумушкина, слышу его фирменное: «эх ты, бродяга!» Чего эта девушка вообще от меня хочет? Кто она такая? А-а-а. Узнаю. Это Юлия. Да. Сотрудник банка. Она много говорит о назначенной встрече, извиняется. Руководство напрягает… какие-то срочные поручения… тяжёлые клиенты… А она должна реагировать…

Юлия тянет меня за локоть в офис. Я заторможенно топаю вслед за нею, словно квёлый спотыкающийся бычок на мотузке. Невпопад отвечаю на вопросы, с чем-то соглашаюсь, с чем-то – нет. Что отвечаю? С чем соглашаюсь? Чего отрицаю? Не знаю… не помню… не понимаю… Кумушкин, любимый. Кумушкин. Да что же я… что же я ничего не делаю? Нужно что-то делать. Нужно что-то делать! Нужно дёргаться! Пытаться! Не сдаваться! Нужно действовать! Прорвёмся. Выкрутимся! Хотя… куда прорываться? Как выкручиваться? Это рак. Это конец. Куда бежать? Кого просить? Господи, что же делать? Что же делать? Кому в ноги падать? И, самое главное, почему? Почему так? За что, Господи?! Ах, да… Конечно… Совсем забыл… Система, тварь! Ублюдочная холодная тварь! Лучшие люди – весёлые, добрые, светлые и неравнодушные, в первую очередь под её проклятым прицелом.

Мелькнула глупая мысль: хомячок Хока, получается, что, один дома? Голодный, никем не кормленный? Может быть, это бред? Сон? Или я схожу с ума? Какой хомячок? Какой Хока! Друг умирает. Нужно срочно лететь в онкологию.

Но почему-то я полуобморочно плетусь вслед за Юлией. Она проводит меня в кабинет, почти насильно усаживает в глубокое мягкое кресло. А сама присаживается за стол напротив. И тревожно посматривает в мою сторону. Искоса, чтобы незаметно. Я монотонно раскачиваюсь в кресле, бормочу, что мне нужно срочно уезжать. Нужно срочно бежать. А она мне в ответ, что, мол, не задержит долго. Говорит, не зря же я её ждал.

Да уж, не зря…