Читаем Futurum comminutivae, или Сокрушающие грядущее (СИ) полностью

На проходной меня тормозят бравые охранники. Интересуются, куда это я направляюсь. Называю фамилию. Сверяют по компьютеру данные. «Вы тут в первый раз?» – «В первый». Объясняют, где что расположено, куда идти и как вести себя на территории онкологического центра. Почему-то спрашивают, готов ли я. Что бы это значило? К чему готов? Какая разница, готов я или не готов? Всё равно пройду. А что, попытаетесь не пропустить? Я бы вам сейчас этого не советовал.

Всё хорошо. Успокаивают. Пропускают. Бросают вдогонку, что им очень жаль. Вам? Очень жаль? Блин, да вам вообще глубоко начхать, настанет для моего кумушкина завтра или нет! И в эти стены тоже пробралось лицемерие Системы!

Иду к центральному корпусу. По скулам вновь текут обжигающие слёзы. Украдкой стираю их платком. Поднимаюсь по входным ступенькам. Захожу. Направляюсь к стойке регистратуры. Комната в тумане. Порывшись в бесчисленных бумажках, книжках и закладках, регистратура направляет меня в отделение сестринского ухода. Почему такое странное название? «Потому что там находятся лежачие больные. Оттуда уже никто не выходит», – буднично объясняет равнодушная дежурная. Спасибо. Поддержали. Час от часу не легче.

Выхожу из корпуса. Набираю номер кума. Звоню Ленке. Пусть подскажет, куда идти. Слушаю гудки… Прострация… Гудки… Прострация… Гудки… Ну же, Ленка, бери трубку! Нервы звенят медными струнами. Ленка отвечает на звонок. Что-то говорю ей. Объясняю. Она мне тоже что-то объясняет. Поворачиваю за угол здания. Иду. Я на верном пути. До кумушкина мне осталось всего ничего. Пятьдесят шагов. И последние два или три дня…

***

Отделение сестринского ухода. Неказистое одноэтажное строение с тяжёлыми входными дверями. Чем ближе подхожу к отделению, тем медленнее шаг. Ещё ближе. И ещё медленнее. Как будто моя пешеходная скорость в состоянии отсрочить что-то жуткое. Захожу в отделение. Там полумрак. Темнота, тишина и неприятный запах. Это запах неживого мира. Сладковато-приторный, лекарственно-гнойный, с нотками ужаса и послевкусием мучительной смерти.

В гулкой темноте коридора рассмотрел одинокую женскую фигурку. Она вросла плечиком в серую казённую стену и, спрятав лицо в ладони, плакала. Это была Ленка. Я тихонечко подошёл. Она медленно повернулась ко мне. Узнала. Шагнула навстречу. Обняла вялыми ручонками, зарылась у меня на груди. Плачет. Я в полном шоке.

Приподняв голову и умоляюще заглядывая мне в глаза, Ленка с видимым усилием прошептала:

– Виталь, что же это такое? Это бред… это не с нами… да? За что? А?

Что я мог ей сказать?! Молчу. Поглаживаю её по голове. До боли стиснул зубы, и снова не хватает дыхания. И снова ртуть воздуха.

– Где кумушкин? – с трудом разлепил губы.

– В палате…

– В сознании?

– Нет… Сегодня утром ещё разговаривала с ним, сидела рядышком…

Она задрожала. Я обнял её крепче. И себя нужно взять в руки! Нужно держаться. Нельзя поплыть.

– Ленка, прекрати… Девочка моя! Слышишь? Я тут. С тобой. Успокойся.

Немного успокоившись, она всхлипнула:

– …сидела с ним рядышком… А он меня уже не слышал… Это наваждение какое-то… Месяц назад… ровно месяц назад… отпуск…

Я провёл Ленку вглубь коридора и усадил на жёсткую коридорную скамейку. Грузно присел рядом. Она продолжила:

– …задумали с Виталькой отдохнуть в пансионате. В лесу. Поехали. Так замечательно всё было! Сосновая рощица, свежий воздух. Гуляли. Белочек с ладошки прикармливали. Такие замечательные, пушистые… хвостики пышные, рыжие… красавушки. Кругом густые сосенки, ели серебристые… брусничники, черника. Природа, облака. Осень! На завтрак – помидорки, сметанка, паштет… ты же знаешь… Виталька любит… Вечером – с берёзовым дымком шашлычок, домашнее вино с корицей. Сядем с ним у костра, рассказываем друг другу истории, смеёмся, мечтаем… Виталька уже тогда чувствовал себя неважно, жаловался, что голова болит, затылок. Пенял на давление. Ну, болит и болит. А у кого в наше время голова не болит? У всех болит! Вот и не обращали внимания. Однажды температура поднялась. Невысокая. Тридцать семь с половиной. Виталька отлежался, а наутро, вроде бы, получше стало. Ходили с ним на речку купаться…

Ленка съёжилась и умолкла. Воспоминания о недавнем отпуске вызвали у неё очередной приступ психоза. Она беззвучно заплакала, задрожала. Я согнулся на горбатой скамейке рядом. Помолчав, скупо выдавил:

– Что дальше?

– А что дальше… Так классно всё было. Как в раю. Эдем. Я о такой любви и мечтать не смела. Виталька меня замуж позвал. Кольцо дорогое подарил… Красивое… кольцо… подарил… да… с изумрудом…

Завал полный. Сижу, тупо уставившись в холмик засохшей краски на стене.

Перейти на страницу:

Все книги серии Белила

Потомки духовных руин (СИ)
Потомки духовных руин (СИ)

Четвёртая книга Мирко Благовича – своеобразный итог размышлений автора. Книга затрагивает одну из наиболее сложных и актуальных проблем – тему развития современной цивилизации. «Потомки» отвечают на главный вопрос, заданный автором в первой книге «Белил» – поражение ли то, что люди считают поражением? Достижение ли то, что многие из нас называют своей самой громкой победой? Что дарят нам новые вершины, которые мы так страстно покоряем? Добро или зло? Проницательность или безрассудство? Благодать или разочарование? В одночасье справиться с такими вопросами нелегко, но раздумывать некогда. Время не стоит на месте, и вряд ли оно будет благосклонным к человечеству, если не ответить на удары Системы как можно быстрее, жёстче и мудрее.

Мирко Благович

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Ад
Ад

Где же ангел-хранитель семьи Романовых, оберегавший их долгие годы от всяческих бед и несчастий? Все, что так тщательно выстраивалось годами, в одночасье рухнуло, как карточный домик. Ушли близкие люди, за сыном охотятся явные уголовники, и он скрывается неизвестно где, совсем чужой стала дочь. Горечь и отчаяние поселились в душах Родислава и Любы. Ложь, годами разъедавшая их семейный уклад, окончательно победила: они оказались на руинах собственной, казавшейся такой счастливой и гармоничной жизни. И никакие внешние — такие никчемные! — признаки успеха и благополучия не могут их утешить. Что они могут противопоставить жесткой и неприятной правде о самих себе? Опять какую-нибудь утешающую ложь? Но они больше не хотят и не могут прятаться от самих себя, продолжать своими руками превращать жизнь в настоящий ад. И все же вопреки всем внешним обстоятельствам они всегда любили друг друга, и неужели это не поможет им преодолеть любые, даже самые трагические испытания?

Александра Маринина

Современная русская и зарубежная проза
Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза