Futurum comminutivae, или Сокрушающие грядущее (СИ)

Я ещё раз погладил кумушкина по руке, обнял его, заботливо поправил ему под головой подушку и тяжело поднялся со стула. Нужно было отвезти Ленку домой. Ей нужно поспать. Хотя бы несколько часов. Как оказалось, почти сутки она дежурит в этом кошмаре. Полчаса назад ей на смену выехал Иван Денисович, отец кума. Следом будет моя очередь. Часов через восемь – десять подъеду, подменю Денисыча.

Ленка тут же заупиралась. Заупрямилась.

– Виталик, пойми, мне нельзя уезжать, – доказывала она спокойно и терпеливо. – Не могу я уехать. Не могу, и всё тут!

Уж как я её убеждал:

– Ленусик, солнышко, тебе нужно хотя бы чуть-чуть поспать. Хотя бы немножко. Чу-у-уточку! Несколько часиков! Ты же едва на ногах держишься. О себе хоть подумай!

– Я не могу Витальку бросить. Он без меня, знаешь…

Придав голосу побольше уверенности, я твёрдо заверил:

– Кумушкин у нас умничка. Он в наше отсутствие – никуда…

Но Ленка протестующе замотала головой:

– Толик договорился с врачами, чтобы Виталика инъецировали непрерывно, круглые сутки. Чтобы не дать ему из комы выйти. Я должна быть с ним рядышком… до конца…

На мой немой вопрос она тут же пояснила:

– Виталька больше двух суток не продержится. Врачи сказали, двое суток – максимум. Предупредили, если он выйдет из комы, всё равно в полусознательном состоянии будет мучиться от боли. Потому Толик и договорился за периодические инъекции, шесть уколов в сутки, каждые четыре часа. Короче! – дёрнула она плечиками. – Я не могу Витальку бросить. Я остаюсь. И точка. Всё! Я ему обещала…

– Что обещала? – тихо поднял я глаза.

– Перед комой мне удалось с ним немножечко поговорить. Всего пару минут. Он был совсем уже без сил. Еле-еле, по слогам… говорил…

– И что?

– Он много бредил… что-то бормотал, всё больше несвязное, непонятное, обрывки слов… даже какие-то буквы… Но кое-что мне удалось разобрать. Под конец он осилил несколько чётких фраз…

– Фраз? – тупо переспросил я.

– Да, несколько фраз. Я их всю жизнь помнить буду… дословно… и ты помни. Он наощуп нашёл мою руку, сжал её и тихо прошептал: «Любименькая… отцу, мамочке передай, сильно их люблю. Николаичу, Олюшке, Славуне, тёте Инне… Крестников – Михася, Ольку-малую поцелуй. Обещай! Толяну, братишке, дяде Паше, Серёге с работы… тоже передай. Ты им всем скажи… обязательно… Будем жить!»

Ленка всхлипнула и зябко затрепетала.

– Вот, Николаич, считай, тебе я передала…

И горько заплакала.

–…да, и ещё вот…, – глотая слёзы, добавила Ленка.

Она запнулась, на секунду притихла, будто что-то забыла. Затем продолжила:

– …он приоткрыл глаза… последний раз приоткрыл, и тихо прошептал: «Ленка, любимая, попросить хочу тебя… последний раз. Буду умирать – держи меня за руку. Крепко держи! И не отпускай. Мне очень страшно»…

***

В коридоре послышались мягкие шаги. Дверь приоткрылась и в палату тихо зашёл Денисыч. Мы вяло поздоровались, перекинулись парой пустых фраз. Погода, дела на работе, пробки на дорогах, то да сё. Старик держался молодцом.

Я обратился к нему:

– Денисыч, родной, я Ленку отвезу домой, пускай немного поспит. Я тоже немного вздремну, а потом, к утру поближе, вас сменить подъеду.

– Да ты не торопись, Виталь, вон тут койка свободная есть. Сам управлюсь. Уморюсь, так прилягу. Отдохну.

– Да я всё равно подъеду, Денисыч. Обязательно подъеду! – Я ещё раз крепко пожал руку дедушке.

– Ну, смотри сам…

Попрощавшись с Денисычем, я чуть ли не за шкирку потащил Ленку к выходу из мрачных больничных катакомб. Усадил её в машину. Не прошло и минуты, как она уснула. Отрубилась в одно мгновение. Ещё бы, вторые сутки на ногах. Немного отъехав от клиники и повернув на объездную дорогу, я притормозил у обочины. Решил постоять полчасика. Всё Ленка поспит уютнее, без лишней тряски. А я как раз воздуха немного свежего хватану, с мыслями соберусь.

Заглушив мотор, я вышел из машины. Тихонечко прикрыл дверь. И не разбирая пути, побрёл от обочины в темноту.

Сгущались сумерки. В темнеющем небе стремительно накалялись осенние звёзды. Среди туч проявился холодный ковш Большой Медведицы. Из-под грязных облаков зыркнула равнодушная луна, обвела оком грешную землю, криво усмехнулась, и тут же спряталась за рваную тучу. Надвигалась темнота…

***

Подъехав к дому кумушкина, я помог Ленке выйти из машины и проводил её до двери. Неестественно вытянувшись, она ступала по земле, как робот. Говорю: «Леночка, тут иди прямо». Механически идёт прямо. «Вот она, калитка». Поворачивается к калитке. «Смотри, тут ступенька». Осторожно поднимает ногу, заходит на порог. «Где твои ключи?» Машинально роется в сумочке, ищет и достаёт связку, долго подбирает нужный ключ. Не услышав от меня очередного распоряжения, молча замирает на пороге с окаменевшим лицом и связкой ключей в руке. «Леночка, вот этим открывай, жёлтым, фигурным, я видел, как кумушкин им открывал». Берёт жёлтый фигурный ключ. Открывает. Входит. За нею вхожу и я.