Кругом клубилась кромешная тьма, и прямоугольные бандиты ощупывали путь лучами фонарей, чтобы не споткнуться и не загреметь с крутой лестницы кубарем. Потом лестнице пришёл конец, и один бандит отвалил тяжёлую металлическую дверь. Какой, однако, огромный тут подвал! Смирнянский даже удивился, несмотря на побои и на то, что его жизнь подходит к страшному мучительному концу. Он ожидал, что подвал будет похож на куцый вонючий карцер, но ошибся: подвал тянулся чёрной пещерой куда-то в необъятную даль. Бандиты пошли как-то медленно и опасливо, словно бы там, в невидимом конце, их поджидал крокодил или терминатор.
— Э, Грозный, волыну достань! — приказал Птичка одному из прямоугольных бандитов, и сам выцарапал пистолет из наплечной кобуры.
Да, происходит что-то странное: эти страховитые отморозки сами дрожат, как шавкин хвост, и озираются по сторонам, точно ждут нападения чудовищ. А потом — случилась и вовсе странная вещь: Птичка залепил Смирнянскому зуботычину, поверг его на сырой земляной пол, и, пока Смирнянский приходил в себя — все бандюги задали стремительного стрекача, словно мыши — от хищной кошки. Смирнянский поднялся на ноги и ничего вокруг себя не увидел, потому что тьма вокруг него была непроницаема. Откуда-то тянуло промозглым сквозняком, и Смирнянский решил идти в ту сторону, откуда дует — авось, там какой-то выход? Неудобно только, что руки скованы — равновесие в темноте теряется, и нельзя за стенку уцепиться. Да и если кто-то нагрянет — драться невозможно… А потом — вдруг появился свет. Нет, не дневной — да и не мог быть дневным, потому что была ночь. Кто-то идёт ему на встречу и светит фонарём. Неужели — то чудовище, которого испугались бандиты Короткого? Смирнянский застопорил ход — если помирать, то какая разница, идёт он, или стоит? Свет приближался: да, у них яркий фонарь… Нет, не фонарь — фары! Они не идут, а едут на какой-то машине… Вот и рокот мотора уже слышен…
И тут кто-то схватил Смирнянского за рукав и потащил куда-то в сторону, в темноту. Там оказался боковой ход, в который Смирнянский едва протиснулся. Потом ход расширился, и оказалось, что Смирнянский топает за неким невысоким человеком, который светит неярким фонариком и со всех ног мчится куда-то.
— Быстрее! — отдуваясь, фыркал этот человек. — Шевели батонами, если хочешь выжить в катаклизме!
Да, Смирнянский хотел «выжить в катаклизме», и поэтому — не отставал от незнакомца, несмотря на закованные в неудобные наручники руки. Вскоре он почувствовал, что их путь уходит в гору, а потом — глотнул свежего воздуха. Они выбрались из подземелья где-то на свалке, среди возвышающихся Эверестами и Монбланами мусорных куч. Смирнянский огляделся и заметил невдалеке неуклюжий силуэт отечественной машины.
— Вы кто? — ошарашено осведомился Смирнянский у незнакомца, который копался с его наручниками.
Тот не ответил, а только раскурочил наручники, отбросил их в сторону и растворился в мириадах отходов, всунув Смирнянскому в кулак некую бумажку. Смирнянский остался стоять под дождём в гордом одиночестве и развернул подаренную незнакомцем бумажку. Это была странная записка, и выглядела она вот, как:
Погоняло у меня — Мурзик 95-44-44. Не боись, все чистенько, как в Интерполе. $ — и все в твоих руках.
Смирнянский пожал плечами и решил отправиться домой, но тут с грозных фиолетово-чёрных небес громыхнул гром:
— Проснись! — Смирнянский даже с ног свалился — так сильно громыхнуло.
Когда он открыл глаза — не было ни свалки, ни дождя, ни грязи, ни грома, ни записки — он сидел на полу кабинета Недобежкина, и на него сверху вниз взирал толстощёкий Ежонков.
— Васёк! — гаркнул Ежонков Недобежкину, который тоже навис над Смирнянским. — Ты понял?
— Понял, — пробормотал Недобежкин. — А ты понял? Короткий тот был завязан с проклятыми «Облаками» и «чертями»! Они нашего Смирнянского в катакомбы забили!
— И там его на «Панцер-хетцер» чуть не заграбастали! — подхватил Ежонков и тут же насел на Смирнянского:
— Так не честно, Игорёша! Чего раньше нам не рассказывал?
Смирнянский сидел на полу и не мог переварить того, что с ним случилось. Какое странное путешествие: тут тебе — ночь, дождь, бандиты и подвалы, а тут — сразу на тебе — тёплый, уютный кабинет и день!
— Игорёша, ты заснул? — Ежонков пихнул Смирнянского в бок.
— Ты меня заморишь своим гипнозом! — огрызнулся Смирнянский, разобравшись, наконец, что благодаря гипнозу возвратился к приключению пятнадцатилетней давности, и неуклюже переместился с пола на стул. — Не рассказывал, потому что Мурзика не хотел светить — неужели, не понятно! Он мне жизнь спас и информацией снабжает до сих пор. А я — тебе скажи! Ещё чего, я не предатель!
— Ты помнишь, где этот дом? — надвинулся на Смирнянского Недобежкин.
— А зачем тебе? — вопросил Смирнянский, не желая распространять свои страшные тайны.
— Я подумал вот, о чём, — начал Недобежкин. — Все донецкие подземелья, куда мы лазали, они засыпали. Но должны же они оставить и для себя лазейку, о которой мы не знаем? Должны. И она, наверное, там, в твоём домишке, Игорь. Так ты помнишь, где он?