G.O.G.R. (СИ)

Внезапно Зайцева остановили: из подъезда, к которому стремилась девица, выдвинулся тяжеловесный детина, наделённый квадратными плечами, боксёрским подбородком и низеньким лобиком пещерного троглодита. Детина двинул ручищей, и Зайцев вмиг оказался сбит на покрытый мазутными плюхами асфальт. Падая, он случайно задел рукой джип «Лексус», и его сигнализация взвыла, наверное, на весь район.

— Вла-адик! — обрадовано заблеяла толстушка и пала детине на грудь. — Этот бомжара чуть не изнасиловал меня, а потом — чуть не убил! Он хотел выдрать мне глаза, чтобы я ослепла! И гнался за мной от… от… от самого «Амстора»!

Указующий перст толстушки упирался Зайцеву в лоб, а Зайцев сидел на асфальте, забацанный тяжёлой оплеухой Владика, и натужно соображал, что такое «Амстор», да и вообще, откуда эта свинка взяла всю ту бредятину про «бомжару» и «глаза»? Кому же Зайцев выдирает глаза, когда он — милиционер?..

— Так, — басовито изрёк детина Владик и придвинулся к Зайцеву вплотную. — Говоришь, маньяк? — обратился он к толстушке, что неуклюже переминалась на обломках каблуков.

— Маньяк, маньяк! — подтвердила та, и вынула из своего пакета пирожное: трубочку с кремом.

— Ну, я тебе сейчас навешаю лещей! — пообещал плечистый Владик, нецензурно выразился и занёс кулак.

— Что вы делаете, я же из милиции! — возопил Зайцев, определив, что «лещи» Владика будут тяжелы.

— Из милиции? — презрительно хмыкнул Владик и поднял Зайцева с тротуара за воротник. — Из… Сказал бы, из чего, да при Светке не буду! Блин… — он швырнул Зайцева назад на асфальт, как мелкого щенка, и Зайцев попал брюками в мазутное пятно. — Вызывай, Светка, ментов, пускай протокол крапают! — буркнул сей злой богатырь толстушке, которая доела первую трубочку и уже отгрызала большие куски от второй.

Свободной от пирожного рукой девица выцарапала мобильник и стала набирать «02», а Владик повернулся к самопальному столу и издал богатырский клич:

— МУЖИКИ!!! — призывая доминошников в свидетели.

— Но я из милиции… — тихо и затравлено мямлил Зайцев, держась за повреждённую кулачищем троглодита Владика челюсть. — Старший лейтенант Зайцев…

— Завали орало, а то получишь в грызло! — прогнусил ему в ответ Владик на маргинальном наречии, и снова поверг Зайцева в мазутное пятно, потому что последний предпринял робкую попытку водвориться на ноги.

Доминошники отложили своё домино в долгий ящик и потянулись к Зайцеву, окружая его плотным кольцом. Они уже успели принять с утреца на грудь, и благоухали крепеньким перегарищем. Приверженец здорового образа жизни Зайцев морщился от их водочного амбре, и никак не мог взять в толк, с какой стати они все на него насыпались? Он же милиционер, на нём же надет милицейский мундир…

Зайцев опустил нос, оглядел сам себя и пришёл в панический ужас. Нет, он был не в мундире, а в «мундирах»: картофельные очистки, которыми уделала его цветастая дама, свисали повсюду, даже чувствовались на ушах. А сама одежда представляла собой такую нищую рванину, от которой отказался бы даже тот «бомжара» — позарился бы лишь какой-нибудь убогий пленный немец… Вот, как жулики расправляются с теми, кто мешает им проворачивать тёмные дела. Ну, ничего — пускай, они вызывают милицию. В милиции быстренько разберутся, кто такой Зайцев. И тогда Зайцев вернётся обратно в Верхние Лягуши и покажет поганому жулью, где нынче зимуют раки: ноги их не останется в Верхних Лягушах!

Глава 128. За дело взялся Подклюймуха

Участковый Подклюймуха создавал сам себе иллюзию напряжённой работы. Он сидел за своим столом над протоколом, а перед ним скорчился на хлипеньком стульчике «прославленный» Поливаев. Подклюймуха заносил его сумбурные показания в протокол и едва удерживал в себе приступы гомерического хохота.

Поливаева задержали вчера вечером за драку, и ночевал он в обезьяннике. Утром участковый Подклюймуха захотел выяснить обстоятельства, в силу которых сей легендарный в местном масштабе субъект решил «откопать топор войны», и устроил Поливаеву пристрастный допрос. Выяснилось вот что: