Читаем Г. Поплавский полностью

Иллюстрации к повестям Быкова можно смело охарактеризовать как одни из наиболее сильных и драматичных в советской книжной графике о Великой Отечественной войне. Именно Поплавскому, художнику, глубоко осознающему нравственные проблемы эпохи, выбора позиции в острых жизненных ситуациях, внутренне напряженная, беспощадная в своей жесткой правдивости, требовательная в вопросах чести, долга, нравственных норм проза Быкова давала опору для создания адекватных по силе и драматизму образов, пластически воссоздающих атмосферу литературных повествований. Эта атмосфера «лепится» прежде всего в характеристиках персонажей и образа самой земли, как бы «вымороженной» и иссушенной горем и страданиями. Черные, белые, серые цвета в литографских листах звучат остро, драматично. Все крайне сурово, напряженно, обнажено. Та же жесткость — и в обрисовке персонажей. В их характеристиках Поплавский стремится к той же беспощадной правдивости, добивается той же боли переживания, которые свойственны прозе Быкова, где речь идет о безмерных страданиях людей под игом оккупации, тяжести одиночных партизанских боев, о необходимости сохранения высоких норм морали в экстремальных условиях, о героизме и предательстве. В интерпретации Поплавского персонажи повестей Быкова обладают пластической и психологической убедительностью. Показывая их в кульминационные моменты нравственного выбора, он добивается большого внутреннего напряжения и драматизма образов.



12. Игнат Брылевич

1978



13. Старые сосны

Из цикла «Прогулки с Ганешем». 1977—1979



14. Гости в хате

Из цикла «Прогулки с Ганешем». 1977—1979



15. Ивенец

Из цикла «Прогулки с Ганешем». 1977—1979



16. Иван Кайдалов из Опсы

Из цикла «Прогулки с Ганешем». 1977—1979


Может быть, именно в иллюстрациях к книгам Быкова с наибольшей силой проявилось замечательное качество Поплавского-художника: сочетание серьезности, глубины подхода к явлению жизни и литературы и высокой требовательности к своему профессиональному мастерству. Каждая композиция его иллюстраций осмыслена, закономерна, в ней нет необязательных компонентов. Суровость, строгость, жесткость общей тональности является моментом, ограничивающим богатую выразительность языка пластики, его гибкость, пронзительную остроту. Символические образы земли, детали пейзажа, столь просветленные, ясные в работах, повествующих о мирной жизни, в иллюстрациях к повестям Быкова будто ощетиниваются, предвещают беду, опасность. И эта напряженная среда, предполагающая присутствие врага, определяет поступки, поведение человека; здесь раскрываются моральные нормы его жизни.

Быков, как мы знаем, настойчиво и последовательно анализирует состояние, характер героев, до конца доводит исследование их глубинных моральных основ. Художник тем же беспощадным и основательным способом совершает это пластически. Повторы, возвращения, «вглядывания» в людей, в обстановку соответствуют стилю прозы Быкова, разворачивающейся как бы неторопливо, но предельно напряженно. Темперамент художника, его тяга к людям, современникам, его воля и гражданская совесть, его чуткость к проблемам современности и истории, наконец, его неугасимая потребность постоянно работать, осмысливать свои наблюдения, мысли, чувства рождают разнообразие жанров, тематических циклов, возникающих порой как бы параллельно, часто диаметрально противоположных по содержанию. «У меня планы перехлестывают друг друга,— признается художник.— Еще не закончено одно, а в голове «роится» новая тема...» Такое разнообразие интересов, простирающееся от репортажа до символических обобщений, заставляет его как профессионала, не терпящего дилетантизма, овладевать многими выразительными средствами живописи и графики.

Можно сказать, что стремление использовать средства выразительности разнообразных техник не уступает его жажде познания жизни. Из слияния рождаются произведения, наполненные подлинным волнением и несущие всегда печать личности этого художника — личности неравнодушной, эмоциональной, открыто выражающей любовь и боль, восторг и трезвые размышления. (Конечно, при таком огромном напряжении не всегда удается все «довести до совершенства», как говорит он сам.)



17. Пейзаж (Сон)

Из цикла «Прогулки с Ганешем». 1977—1979



18. Дубы в Забродье

Из цикла «Прогулки с Ганешем». 1977—1979




19. Рисунок из альбома. Деревья



20. Рисунок из альбома. Антон


Перейти на страницу:

Все книги серии Мастера советского искусства

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное