Читаем Г. Поплавский полностью

Личный жизненный опыт никогда не был для Поплавского единственным источником, стимулирующим его творческую мысль. «Общие вопросы», эмоциональный, практический и духовный опыт современников для него столь же необходим, как и свои конкретные знания и впечатления. Неудивительно, что он был среди первых исследователей темы «Космос» и сумел сформулировать в поэтически-пластических образах впервые открывшееся людям отношение к земле «со стороны», как бы после долгой разлуки, когда все привычное, малое, ранее незаметное становится особо дорогим, исполненным глубочайшего смысла. Эта особенность автолитографий цикла «Высокое небо» 1974 года была отмечена критикой. И если впоследствии сопоставление поэтических образов живой природы и авиакосмической техники стало своего рода стереотипом, общим местом ряда работ о космосе, то это нисколько не снижает высокой поэтической символики листов Поплавского, в которых так ясно прозвучала тема любовного, обостренно-бережного отношения к земле, к любой ее «малости», рядом с не менее искренним восхищением совершенством новой техники. В ту пору Поплавский стремился, с одной стороны, найти соответствие пластического совершенства современной техники и природы, а с другой — как он сам признавался — передать свое ощущение драматизма такой области деятельности человека, как освоение космоса. И образным воплощением драматического начала стало для художника небо — среда, таящая опасность неизвестности («Икар»). Символика листов серии «Высокое небо» — ясная и основанная на вещах «земных», знакомых, на которые художник предлагает взглянуть по-новому и более пристально. При всей заданности содержания, серия привлекала и продолжает привлекать общим романтическим настроением, неординарностью в сопоставлениях мира техники и природы. Восприятие «космической темы» усложняется в цикле офортов под названием «Родина космонавтов» (1976—1978). И если, подступая к работе над листами «Высокого неба», художник рисовал в Бюракане телескопы и различную аппаратуру, цветы и травы на холмах, наблюдал в телескоп звездное небо, слушал космонавтов, то позднее он очутился как бы в плену многочисленной литературы, околокосмической информации разного характера, которую и попытался включить в свою новую работу. Она представляется более усложненной и рассудочной, лишенной эмоционально-романтического начала «Высокого неба». И вместе с тем ей нельзя отказать в известном драматизме, созданном, думается, прежде всего благодаря высокому мастерству, изощренности графической техники (офорт, мягкий лак, травление), сопоставлениям тончайших, изящных линейных построений и глухих заливов, острым столкновениям различных пластических решений, композиционной выразительности. Кроме того, здесь чувствуется желание художника в самом этом пластическом строе выразить свое ощущение масштабности времени, эпохи, истории. Есть стремление понять связь цивилизаций, постичь загадки, предлагаемые нам веками. Так появляются символ вечной красоты — Нефертити, опутанная проводами, или маска инков, парящая над взлетной полосой, и т. д.

Графическая изощренность и интеллектуальная усложненность «космических» работ, как мы уже знаем, не препятствуют Поплавскому видеть сегодняшний день с его заботами, поэтикой, драмами, красотой природы и людей, богатством духовной культуры.



21. Лист I

Из цикла «Льны Браславщины». 1982


Художник реализует свой талант в разных областях. Немалая часть его творчества отдана, как уже упоминалось, иллюстрированию. Книга — особая область искусства, и она требует специального подхода и разбора. Как и в станковой графике, в области книжной иллюстрации диапазон интересов Поплавского очень широк. О некоторых его работах упоминалось. Следует, думается, еще раз подчеркнуть неизменную привязанность к творчеству классиков белорусской литературы — Янке Купале и Якубу Коласу. Большой том избранных произведений Якуба Коласа в оформлении и с иллюстрациями Поплавского (1982) можно считать в какой-то мере итоговой работой. Поплавский иллюстрировал прежде отдельные произведения, порой добиваясь блестящих результатов. Его иллюстрации к поэме Янки Купалы «Она и я» по праву считаются классикой белорусской книжной графики; в ней убедительно выражены поэтические представления автора о народных характерах, быте, труде, природе, найден соответствующий времени создания поэмы изобразительный стиль. Произведения Якуба Коласа, собранные в одной книге, разновременны. Все они хорошо известны, и тем труднее было художнику найти общий изобразительный эквивалент литературе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мастера советского искусства

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное