Читаем Г. Поплавский полностью

Восприятие Поплавским эпохи Великой Отечественной войны созвучно не только всему белорусскому искусству, но и в особенности литературе. Его графические циклы создаются как бы параллельно литературным произведениям, в них художник ищет свои способы передачи темы. Таким является, например, цикл автолитографий по мотивам произведений А. Адамовича (1975). Жестокая, безжалостная сила фашистов, безликих, уподобленных тупому механизму («Хатынь»), противопоставляется самоотверженной борьбе партизан, укрываемых самой природой («Блокада»), страдающему под игом оккупации народу («Моральный контакт»). Образный строй «держится» на противопоставлениях, смысловых и графических. Фашисты — тяжелы, тупы; лица, фигуры крестьян прорисованы легкими, светлыми штрихами, что и придает им одухотворенность, чистоту.

Автолитографии, созданные к повестям В. Быкова, вошли в изданную книгу как иллюстрации, но, показанные неоднократно на выставках, они воспринимались и как вполне самостоятельные листы. Сюжеты их соответствуют тексту, особенности образного строя адекватны ему, и тем не менее в своей пластической завершенности, в решении темы искалеченной войной земли, в том, как художник преобразует пространство, реальный пейзаж, заставляя его выполнять определенную смысловую, символическую функцию, много самостоятельных, присущих только изобразительному языку особенностей. То же можно сказать и о пластике изображенных персонажей.



29. ...читая материалы Чрезвычайной Государственной комиссии.

Из цикла «Память». 1968



30. Июнь

Из цикла «Память» 1968



31. Памяти Дарьи Петровны Машеровой

1982


Георгий Поплавский для меня в одном ряду с белорусской прозой, которую обозначают и характеризуют имена и произведения Кузьмы Чорного, Василя Быкова, Виктора Казько и других. Это яростная по чувству и пафосу литература и графика, но одновременно тонкая, очень сложная и богатая по мастерству.

Не случайно Поплавский столь органично «вписывается» в качестве иллюстратора в белорусскую «военную» прозу.

Георгий Поплавский в числе художников высокого класса, которые все более осознанно берут на себя роль, миссию, которую, думается, обязаны будут выполнить литература и живопись, искупая исторический грех свой: искусство создало (в значительной степени именно оно) ореол привлекательности, притягательности над каской кровожадного Марса, ему, искусству, этот ореол и рушить, стирать в сознании людей атомного века. Фашизм, а сегодня и оружие, грозящее человечеству гибелью, до конца обнаружили, обнажили бесчеловечную природу Марсова занятия — войны. Достаточно посмотреть серию «Время длинных ножей» и другие работы Поплавского антивоенного содержания, чтобы убедиться, что и сама манера его подчинена этой задаче — срывать с Марса привычно величественные доспехи.

Алесь Адамович




32. Хатынь

Из цикла по произведениям А. Адамовича. 1975

33. Моральный контакт

Из цикла по мотивам произведений А. Адамовича. 1975



34. Блокада

Из цикла по мотивам произведений А. Адамовича. 1975


С особым вниманием он решает пластические взаимоотношения человека и среды, пространства, которое неотъемлемо от происходящих здесь драм, трагических коллизий. Он спрессовывает пространство, оставляет в нем немногие, но остро звучащие приметы — белые снега, сухие, шуршащие травы, черные избы, огромные стволы деревьев. Во всем — холод, жесткость, все воплощает драматизм происходящего. Земля будто вздыбилась, ощетинилась. Это место действия, диктующее поведение героев, заставляющее обнажить суть их характеров, поступков.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мастера советского искусства

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное