Габи

Он не мог оторваться от заполняющих им листов бумаги, писал, читал, рвал, вновь писал. Габи с ребенком на руках ходила по комнате, собирала за ним мусор и сыну, назидая, говорила, – Вот, малыш, наш месье Гюго – неряха, ты не будь таким, как он. Твой дедушка граф. Значит, ты просто обязан быть аккуратным, не жить, как простой крестьянин, который не уважает написанное, скручивает сигарки, чтобы потом в дым слово Божье превращать. Она собирала, разглаживала, мятые листки и прятала в юбки, в которых она по-прежнему ходила по дому. Малыш, улучив момент, взявшись за лист, мусолил во рту, рвал, плакал, когда им давился. Тогда она от страха переворачивала ногами вниз и трясла, как котенка, приговаривая, – Нет, ты не графчонок! Ты рабчонок! Плебей! Нет в тебе ценностей, значит, ты пошел в моего отца, Яноша, тот не умел, даже читать. Тут, же обнимала, целовала и с любовью говорила, – Ёй! Ты у меня самый, самый! И будешь, как папа писать. Малыш в этот момент, чаще всего писал, она, изумленно кричала, – Ёй! Не писать, а писать стихи, романы! Малыш улыбался. В этот момент, обычно, за ними искоса наблюдал Гюго, продолжая кропать пером, улыбнувшись, говорил, – Ну, весь в папу! Писака! Писун! Все смеялись. Счастье жило с ними рядом.

ХХIII. КРЕЩЕНИЕ

Ясное утро внесло радость. Небо было, уже голубым и чистым, его окаймляло лучи яркого, пышущего жаром солнца. Габи несла на руках маленького Вики, закрывая от постороннего глаза своей шалью, она казалась Мадонной. Она вошла в Собор Парижской Богоматери. Величие его так потрясло. Она оглянулась, словно очутилась в ином мире, так было торжественно у нее сейчас на душе. Она осматривала, стараясь запечатлеть это момент – торжества, любви и счастья. В центре стояли сидения, тем порядки строгости, вдоль стен были видны ниши, словно маленькие часовни, которые ждут каждого, кто войдет в их тайны, внося свои откровения. В одной из ниш был виден крест, который говорит о чистоте помыслов, ему поклоняется, всяк входящий христианин. Габи подошла к нему приложила пальцы к губам, перекрестилась, сделав несколько шагов, замерев дыхание, встала перед иконой «Гваделупской», ее лицо осветилось, она была счастлива, находясь перед святыми с младенцем на руках. Подошла к открытому алтарю, навстречу ей уже спешил священнослужитель. Габи молилась, сердце ее, кажется, раскрылось для торжества, радости, любви. Священнослужитель подошел к ней, строго спросил, – Вы хотите окрестить дитя? Она кивнула. Он посмотрел на нее, спросил, – А, крестные? Она просто, тихо, сказала, – Их у нас нет. Если можно, то будьте Вы его крестным отцом. Священнослужитель оглянулся назад, кивнул, в стороне стоящему помощнику. Тот все понял, через минуту тот вынес стол и купель. Она стояла, впитывая полной грудью запах величия. Священник провел обряд омовения, провозгласил его, Вики – Сыном Божьим. Габи плакала от счастья. Ее сын, стал настоящим Христианином. Обряд был завершен. В храм стали понемногу подтягиваться прихожане. Уже на выходе из Собора Парижской Богоматери, она оглянулась, по лицу пробежала улыбка. Она счастлива! Приоткрыла шаль и поцеловала в щеку своего сына. Она была переполнена благодарностью. Благодаря близости с Господом, его милости, она прощена, снят грех, как с недостойной, предстала пред миром Матерью. Выйдя на улицу, она услышала звуки органа, они наполняли небосвод, обойдя Собор с младенцем на руках, со спокойным сердцем и душой, осторожно спустилась к Сене. Красота и величие Парижа ее повергали, как чистое и наивное дитя, которое все, еще, как бы пребывало в ином мире – сказок и чудес. Незаметно она подошла к дому, где они жили с Гюго. Его экипаж стоял у подъезда. Она поднялась в свою квартиру. Открыла дверь, вошла. Виктор стоял у окна, злой, он ей с негодованием сказал, – Где ты была? Я, же тебя просил не выходить днем в город, тем более без меня. Сейчас это не безопасно. Габи на него посмотрела с улыбкой, в порыве души произнесла, – Ты переживал за меня? Глаза Гюго загорелись от злости, он вскользь бросил, – Не только за тебя, но и за сына. По городу ходит разный сброд, и не знаешь, что кто-то, что может выкинуть. Пестрый народец на улицах. Не дай Бог! Он показал ввысь указательным пальцем. Вспомни о поджоге кибитки. Габи задумалась, уже немного опустившись с небес на землю, с грустью произнесла, – Да! Я знаю! Но мне так хотелось, именно сегодня познакомить поближе нашего сына с Господом. Она с гордостью выпалила, – Теперь он христианин! Гюго тяжело вздохнул, сказал, – Это конечно хорошо! Его глаза потеплели, он подошел к Габи, обнял, поцеловал в лоб, сказал, – Я переживаю. Сейчас происходит столько перемен в одночасье. Он взял сына на руки, посмотрел, с улыбкой сказал, – ну, здравствуй, Христианин!

ХХIV. ПЕРЕМЕНЫ