Габриель Ламбер

— Своей клеветой, доктор, сказав, что он не знает никого под моим именем в Гваделупе, тогда как мой отец, граф де Фаверн, владеет там участком земли в два льё, у него великолепное поместье с тремя сотнями негров. Но я написал господину де Мальпа, губернатору, и через два месяца эти документы будут здесь. Вот тогда увидим, кто лгал.

— Возможно, Оливье ошибся, сударь, но не солгал наверняка.

— А пока, видите ли, по этой причине тот, кто должен был стать моим тестем, даже не прислал кого-нибудь, чтобы справиться о состоянии моего здоровья.

— Возможно, он не знает, что вы дрались на дуэли?

— Он знает, я сказал ему об этом вчера.

— Вы ему это сказали?

— Конечно. Когда он мне сообщил о сплетнях, распространяемых господином Оливье, я ему сказал: «Ах, так! Ну что ж, сегодня же вечером я найду способ поссориться с этим франтом Оливье, и тогда увидят, боюсь ли я».

Я начал понимать эту мимолетную смелость моего больного. То было помещение денег под сто процентов: дуэль могла ему принести хорошенькую жену и ренту в пятьдесят тысяч ливров, и он дрался.

Я встал.

— Когда я увижу вас, доктор?

— Завтра я зайду снять повязку.

— Надеюсь, если при вас будут говорить о дуэли, вы скажете, что я вел себя достойно.

— Я скажу то, что видел, сударь.

— Этот презренный Оливье, — прошептал раненый, — я отдал бы сто тысяч франков, чтобы сразу убить его.

— Если вы так богаты, чтобы заплатить сто тысяч франков за смерть человека, — сказал я, — вам следует меньше сожалеть о несостоявшемся браке, который добавил бы лишь пятьдесят тысяч ливров ренты к вашему состоянию.

— Да, но этот брак меня поставил бы… этот брак мне позволил бы прекратить рискованные спекуляции; молодой человек, притом родившийся с аристократическими вкусами, никогда не бывает достаточно богат. А потом, я играю на бирже; правда, мне везет, в прошлом месяце я выиграл более тридцати тысяч франков.

— С чем вас и поздравляю, сударь. До завтра.

— Подождите-ка… мне кажется, позвонили!

— Да.

— Сюда идут.

— Да.

Вошел слуга.

Впервые я увидел, как глаза барона неподвижно остановились на человеке.

— Ну и?.. — спросил он, не дав времени произнести ни слова слуге.

— Господин барон, — сказал слуга, — господин граф де Макарти справляется о вашем здоровье.

— Лично?

— Нет, он прислал своего камердинера.

— А, — произнес больной, — и что вы ответили?

— Что господин барон был тяжело ранен, но доктор отвечает за его жизнь.

— Это правда, доктор, что вы отвечаете за меня?

— Ну да, тысяча раз да, — ответил я, — если только вы не совершите еще какой-нибудь неосторожности.

— О, на этот счет будьте спокойны. Скажите мне, доктор, если господин граф де Макарти прислал осведомиться о моем здоровье, это доказывает, что он не верит злословию господина Оливье, не правда ли?

— Несомненно.

— Хорошо, тогда лечите меня поскорее, и вы будете на моей свадьбе.

— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы достичь этой цели.

Откланявшись, я вышел.

IX БАНКОВСКИЙ БИЛЕТ В ПЯТЬСОТ ФРАНКОВ

Выйдя на улицу, я вздохнул свободнее. Удивительное дело, этот человек вызывал у меня непонятную брезгливость, похожую на отвращение, испытываемое при виде паука или жабы. Мне не терпелось дождаться, когда он окажется вне опасности, и прекратить с ним всякие отношения.

На следующий день я пришел к нему, как и обещал; рана была в прекрасном состоянии.

Раны, полученные в результате ударов шпагой, имеют такое свойство — они либо приводят сразу к смерти, либо быстро заживают.

Рана г-на де Фаверна шла к полному излечению.

Неделю спустя он был вне опасности.

Согласно данному самому себе обещанию, я объявил больному, что мои визиты ему больше не нужны и со следующего дня они будут прекращены.

Он настаивал, чтобы я приходил еще, но я принял твердое решение и держался его.

— Во всяком случае, — сказал выздоравливающий, — вы не откажете лично принести мне портфель, который я вам вручил: он имеет для меня слишком большую ценность, чтобы доверить его слуге; я рассчитываю на эту последнюю любезность с вашей стороны.

Я пообещал это сделать.

И на следующий день я действительно принес портфель. Господин де Фаверн усадил меня возле своей кровати и, весело поигрывая портфелем, открыл его. В нем было примерно шестьдесят банковских билетов, большинство по тысяче франков. Барон вытащил две или три банкноты и, забавляясь, скомкал их в руке.

Я встал.

— Доктор, — начал он, — не удивляет ли вас, как и меня, одно обстоятельство?

— Какое? — спросил я.

— Что некоторые люди осмеливаются подделывать банковские билеты?

— Очень удивляет, это трусливо и гнусно.

— Гнусно, возможно, но не так уж трусливо. Знаете, надо иметь очень твердую руку, чтобы написать эти две короткие строчки:

«Подделка банковского билета

карается по закону смертной казнью».

— Да, конечно, но это преступление требует особой смелости. Тот, кто в уголке леса поджидает человека, чтобы его убить, почти так же храбр, как и солдат, идущий на штурм или захватывающий батарею, но, тем не менее, одного награждают, а другого посылают на эшафот.