Кое-кто даже двинулся к тому углу, где находился возмутитель спокойствия. Тот, благо был близко к выходу, вскочил с места и нырнул в открытую дверь. В зале еще некоторое время бушевали. Потом все перекрыл возглас:
— Да здравствует Диана Воган!
Он потонул в аплодисментах и в новых выкриках такого же рода.
Баумгартен благодушно улыбался и, когда буря поутихла, продолжал:
— Я понимаю ваши чувства, отцы и господа, но в интересах выяснения истины прошу вас обратить внимание на два вопроса, которые я не успел еще огласить. Второй вопрос: какого числа, месяца и года состоялось обращение достопочтенной мисс Воган? И наконец, третий: кто родители уважаемой мисс?
Здесь попросил слова сам Таксиль. Пауза, которую он выдержал, заняв место на трибуне, была заполнена мощной овацией зала. Аплодировали и за столом президиума. Вид у Таксиля был очень довольный, даже радостный. Вот он поднял правую руку в знак того, что начинает свою речь. И при всеобщем благоговейном внимании спокойно и внушительно заговорил:
— Я не существую! Вы не существуете! Мисс Воган не существует! Не первый раз в истории человеческого рода и нашей пресвятой церкви появляются такого рода мотивы и настроения. Нечестивый и дерзновенный разум может сомневаться во всем, страшно даже сказать в чем!
Выдержав многозначительную паузу, Таксиль перешел потом на почти доверительный тон:
— Монастырь, в котором укрывается мисс Диана Воган, я указать не могу, ибо кинжал масонов угрожает ей ежеминутно. О самой личности Дианы Воган и о ее месте в системе наших современных религиозно-католических ценностей я мог бы вам рассказать очень много. Ограничусь одним примером. Когда Диана в день тела божия присутствовала впервые на литургии, об этом по телеграфу было сообщено ее парижским друзьям, причем было еще сказано, что она останется в монастыре до вечера субботы. Среди людей, посвященных в содержание депеши, находился парижский аббат Деляпорт; он был растроган и воодушевлен полученным сообщением и громко заявил, что за обращение мисс Воган он, если бы это понадобилось, охотно пожертвовал жизнью. И как раз в субботу, в тот момент, когда мисс Воган выезжала из ворот монастыря, — точное совпадение во времени этих моментов было документально зафиксировано, — патер Деляпорт скончался!
Зал охнул. Таксиль затянул паузу, явно сам подавленный значительностью этого факта.
— Если говорить о документах, связанных с мисс Дианой Воган, то могу сообщить, что у меня имеется целый портфель совершенно неопровержимых материалов, официально засвидетельствованных.
И, обратившись лицом к тому месту, где сидел Баумгартен, прямо указывая на него пальцем, Таксиль своим звонким голосом закончил:
— Но вам, милостивый государь, я их не покажу, ибо вы чересчур любопытны. Вы не сознаете, сударь, какой вред вы причиняете, ставя публично свои вопросы. Мы не должны проявлять излишнюю нескромность, иначе мы подвергаем святую опасности. Комиссии из достойных доверия лиц я представлю все нужные доказательства, но не вам!!!
Эффектная концовка была увенчана неистовыми рукоплесканиями. Таксиль вернулся в ложу прессы, аплодисменты продолжались. Он встал со своего места, вытер платком пот со лба и многократно раскланялся во все стороны. Потом заседание было закрыто и вопрос о реальности мисс Дианы Воган, по видимости, был благополучно и положительно решен.
Общая и главная идея конгресса была сформулирована в конце его австрийским делегатом, тессинским регирунгспрезидентом советником А. Респини. Он заявил в своей речи:
— Как бы здесь ни говорили о масонах и что бы плохого ни говорили, всего этого мало, чтобы выразить наше действительное отношение к ним, чтобы правильно оценить всю мерзость их сущности и деяний…
Овация, которая последовала за этим, была почти такой же, как те, которые раздавались по адресу Таксиля. Долго гремели возгласы: «Эвива иль Тичино каттолико, эвива Респини!»
И все же по поводу сомнений, связанных с Дианой Воган, руководству конгресса пришлось сманеврировать. Было принято решение передать их рассмотрение специальной комиссии римского организационного комитета по подготовке конгресса.
19
После закрытия конгресса трентский архиепископ Валюсси устроил в своем дворце вечерний прием для немногих избранных. Конечно, на первом плане среди них был Таксиль; Марджиотта не удостоился этой чести.
В богатом номере фешенебельной гостиницы Таксиль дожидался, когда горничная принесет ему выглаженный фрак. Он ходил из угла в угол и с довольным видом потирал руки. На диване сидел Марджиотта и меланхолично сосал трубку.
— Понимаете ли вы, синьор Доменико, — говорил Таксиль, — как все сошло великолепно? Что вы скажете? Порка мадонна!
— А известен ли вам, Габриэль, смысл этого употребленного вами выражения?
— Еще бы! Свинья Мадонна. Распространенное итальянское ругательство.
— И вы можете так богохульствовать, отправляясь к благочестивому архиепископу в гости?
— Могу. Тем более что мы с вами вместе с благочестивым архиепископом целую неделю занимались богохульством. А на мой-то вопрос вы все-таки ответьте: здорово получилось?