Габриэла, корица и гвоздика

Они отправились петь и танцевать на другие улицы.

Вдруг Габриэла скинула туфли, ринулась вперед и выхватила штандарт из рук Микелины. Она закружилась, качая бедрами, заплясали освобожденные от тесной обуви ноги. Терно двинулось вперед, а золовка воскликнула: "О!"

Жеруза увидела, что Насиб чуть не плачет, его застывшее лицо выражало стыд и печаль. Тогда она тоже выбежала на мостовую, взяла фонарь из рук одной пастушки и принялась танцевать. Следом за Жерузой вышел юноша в смокинге, за ним другой, Ирасема взяла фонарь у Доры. Мундиньо Фалкан вытащил свисток изо рта Нило. В пляс пошли даже Мистер с женой. Жена Жоана Фулженсио, сама доброта, неунывающая мать шестерых детей, тоже вошла в круг. А потом и другие дамы, и капитан, и Жозуэ. Все участники бала оказались на улице, всем хотелось позабавиться. Замыкали терно сестра Насиба и ее муж-бакалавр. Впереди шла Габриэла со штандартом в руке.

ОТ ДВОРЯНКИ ОФЕНИЗИИ ДО ПЛЕБЕЙКИ ГАБРИЭЛЫ, С РАЗЛИЧНЫМИ ПРОИСШЕСТВИЯМИ И МОШЕННИЧЕСТВАМИ

Начало года ознаменовалось в Ильеусе различными событиями и происшествиями, новостями и скандалами. Студенты решили превратить открытие библиотеки Коммерческой ассоциации в веселое празднество.

– У них одни танцы на уме... - пожаловался президент Ассоциации Атаулфо.

Однако капитан, которому Жоан Фулженсио оказал неоценимую помощь в организации библиотеки, усмотрел в идее студентов прекрасную возможность для пропаганды своей кандидатуры на пост префекта.

Кстати сказать, он был прав, утверждая в споре с Атаулфо, что молодые люди хотят не только развлечься.

Эта библиотека была первой в Ильеусе, ибо в библиотеке общества имени Руя Барбозы имелась всего одна полка с книгами, причем почти исключительно стихи, поэтому открытие новой библиотеки представляло собой значительное событие. Это подчеркнул в своей выспренней речи Силвио Рибейро, сын Рибейриньо, второкурсник медицинского факультета. Прежде подобные праздники в Ильеусе не устраивались. Был организован литературный вечер, в котором приняли участие многие студенты и такие выдающиеся личности, как доктор, Ари Сантос, Жозуэ. Выступили также капитан и Маурисио: первый как библиотекарь Ассоциации, второй - как официальный оратор, и оба - как кандидаты в префекты. Но самым неожиданным было то, что ученицы монастырской школы и девушки из высшего ильеусского общества публично читали стихи. Некоторые смущенно, другие свободно и уверенно. Дива, у которой был чистый и приятный голос, спела романс.

Жеруза исполнила на рояле произведения Шопена. Были прочитаны стихи Билака, Раймундо Коррейи^[70], Кастро Алвеса и Теодоро де Кастро, - последний воспевал Офенизию. Затем Ари и Жозуэ прочли свои стихи. Инспектору колледжа, который только что вернулся из длительной поездки по поселкам и фазендам Итабуны, где собирал материал для заметок в одну из газет Рио-де-Жанейро, это собрание казалось нелепым. Но ильеусцы находили его очаровательным.

– Прелестно! - заявила Кинкина.

– Приятно было побывать там, - согласилась Флорзинья.

После концерта, конечно, начались танцы. На пост заведующего библиотекой общество выписало из Белмонте поэта Сосиженеса Косту, которому надлежало оказать значительное влияние на развитие культурной жизни города.

Но, говоря о культуре, о книгах и о стихах Теодоро, посвященных Офенизии, разве можно не упомянуть о небольшой брошюре, которая была набрана и отпечатана Жоакимом в типографии Жоана Фулженсио и в которую вошли отдельные главы из памятной книги доктора "История семейства Авила и города Ильеуса"?

Брошюра была издана под другим названием, ибо содержала лишь главы, касающиеся Офенизии и ее запутанных отношений с императором Педро II. Доктор озаглавил брошюру скромно: "Историческая любовь", дальше следовал подзаголовок в скобках: "Эхо старой полемики". В брошюре было восемьдесят страниц, набранных корпусом 7, полных научных рассуждений и гипотез и написанных тяжеловесной киньентистской^[71] прозой в стиле Камоэнса^[72]. Романтическая история была изложена во всех подробностях, причем обильно цитировались различные авторы и стихи Теодоро. Этот труд увенчал лаврами светлую голову знаменитого ильеусца. Правда, в Баие некий критик, несомненно из зависти, заявил, что тощая книжка нечитабельна, и назвал ее "глупостью, переходящей все допустимые границы". Но это был злонамеренный субъект, голодная редакционная крыса, автор едких эпиграмм на баиянских писателей, пользующихся наибольшей популярностью. Зато из Мундо-Ново, где Аржилеу Палмейра создавал четвертую семью, этот известный поэт написал в другую, тоже баиянскую, газету шесть хвалебных страниц, где воспевал страсть Офенизии, "предтечу свободной любви в Бразилии". Другое наблюдение, весьма любопытное, несмотря на свой малолитературный характер, сделал Ньо Гало, беседуя в "Палелариа Модело" с Жоаном Фулженсио: