Габсбурги. Власть над миром

В 1900 г. Францу Иосифу исполнилось 70 лет, и его здоровье начало сдавать. Император продолжал в целом руководить кабинетом министров, но не вмешивался в его работу, кроме тех случаев, когда у министров возникали трения. Место, освобожденное императором, занял Франц Фердинанд — едва ли не буквально. Во-первых, свою коллекцию из 17 000 этнографических и иных экспонатов, собранных во время кругосветного путешествия, он разместил в Верхнем Бельведере, столь кстати опустевшем после переезда картин в Музей истории искусств. Затем он настоял на том, чтобы Франц Иосиф выделил ему этот дворец в качестве штаб-квартиры и военной канцелярии. Как наследник престола, Франц Фердинанд получал копии всех важных военных депеш и регулярно вмешивался в назначение офицеров. У него также были осведомители во многих гражданских учреждениях, славшие ему сообщения с помощью до нелепости простого шифра. Как сетовал один министр-президент, «у нас не только два парламента, но и два императора»[522].

Франц Фердинанд близко дружил с германским императором Вильгельмом II, который неизменно выказывал его жене Софии все знаки глубокого уважения. Как и Вильгельм, Франц Фердинанд был резок в суждениях, браня «еврейские газеты» и масонов, но осмотрителен на практике: «много решимости в речах, мало в делах», как характеризовал его некий современник. При всем своем кураже Франц Фердинанд был убежденным приверженцем мира. Он знал состояние имперской армии и понимал, что сколько-нибудь серьезную войну ей не выдержать. Тем не менее он настаивал на модернизации вооруженных сил: создании авиации и механизированных подразделений с бронемашинами, использовании телефонной связи и строительстве современных линейных кораблей[523].

Франц Иосиф новшеств не чурался. Он не любил телефоны и отказался поставить в Хофбурге лифты, зато охотно пользовался электрической зажигалкой для сигар и как ребенок радовался поездкам на автомобиле. Не в пример Францу Фердинанду он был не прочь повоевать, только не мог выбрать подходящую цель. К 1870-м гг. привычные пути экспансии — в Италию и на Украину — оказались перекрыты. Император подумывал о реванше в борьбе с Германией и даже поручил своим генералам разработать план под названием «Кампания D» (от слова Deutschland — «Германия»), но вместо этого в 1879 г. заключил с Германией военный альянс. Теперь его привлекали Балканы, и в ту же сторону императора подталкивали министры, напоминавшие о «традиционной роли Австрии в этой части Ближнего Востока». Османская империя рушится, объясняли они, и нужно подобрать обломки раньше, чем это сделают другие. Шаг за шагом Габсбургская империя оказалась втянутой в «восточный вопрос», который сводился к тому, что делать с распадающейся Османской империи и как делить ее наследие[524].

Граница между Австро-Венгрией и Османской империей представляла собой широкую милитаризованную зону, протянувшуюся на 1850 км от Адриатического моря до востока Трансильвании. Изначально пограничную стражу там несли солдаты-земледельцы, получавшие за свою службу земельные наделы, организованные в пограничные полки и подчинявшиеся министерству обороны в Вене. Это были потомки разнообразных мигрантов и беженцев, в основном сербов, хорватов и румын, веками селившихся здесь в тесном соседстве. Офицерский состав им назначало министерство, преимущественно из немцев или по крайней мере германизированных славян или румын. Основной задачей пограничной стражи была защита границы от турок, но иногда эти части отправляли в Италию или использовали для устрашения венгров. Большую часть войска, собранного Елачичем в 1848 г. для вторжения в Венгрию, составляли именно эти полки[525].

В конце 1820-х и начале 1830-х гг. Венгрию тревожили частые набеги неконтролируемых турецких полевых командиров из османской Боснии, но позднее на границе было в основном тихо. Впрочем, эта военная граница была важна не только как оборонительный рубеж, но и как символ: она считалась переходной зоной между цивилизацией и «восточной отсталостью». Путешественники, пересекавшие эту черту, отмечали на балканской стороне совсем иные пейзажи и описывали минареты, ветхие домишки и праздных людей, которые пьют кофе, сидя прямо на земле. По представлениям таких авторов, ополченцы пограничья находились в культурном смысле где-то между цивилизацией и варварством. Габсбургские этнографы и статистики тоже считали их ленивыми, сумасбродными и склонными к насилию, но полагали, что хотя бы отчасти эти люди подверглись влиянию германской культуры и просвещения. По крайней мере, их женщины отличались трудолюбием и содержали дома в чистоте[526].