Гадалка для холостяка

А теперь, что мне делать со своей влюблённостью? Потому как взаимности у Миронова нет. Её нет. Есть притяжение и химия. У взрослых это, кажется, называется похотью или влечением.

— Меня беспокоят проблемы миграции ушастой совы и налогообложения Никарагуа, — увожу взгляд в сторону.

— Яна, — гремит голос Миронова.

— Что, Илья Иванович? — с вызовом поворачиваю голову к нему. Будет лучше, если мы поругаемся. И закончим с этим всем. Ненастоящим. Придуманным. Странным. — Что вы хотите от меня услышать?

— Не выкай, Решетникова, — цедит сквозь зубы и провожает взглядом проходящую мимо женщину, которая косится на нас. Вот, даже она считает, что мы не подходим друг другу. Ну не смотримся мы рядом. — Я давно не мальчик и сглатывать детские капризы не собираюсь. Если тебя что-то волнует, говори прямо.

— По-вашему я ребенок? — оскорбляюсь.

— Ты даешь повод так считать, — невозмутимо поясняет.

— Тогда, может, не нужно это все? — обвожу стол рукой.

— Что именно? — складывает руки на груди. Миронов выглядит так, словно разговаривает с неразумным дитем.

— Ну… эмм… начинать отношения, — мой голос похож на жалость. Неуверенную жалость. Я жалкая.

Илья задумчиво почёсывает подбородок, а затем резко встает.

Я смотрю на него снизу вверх, чувствуя, как в крови разливается паника. Ужас. Страх, что он сейчас меня поднимет и скажет: «Нам действительно не нужно было этого делать».

Слежу за Ильей, который бросает салфетку на стол и огибает его. Я как испуганный зверек ожидаю неминуемого.

Нет, нет, нет… пожалуйста. Не выбрасывай меня.

Миронов хватает меня за предплечье.

Грубо.

Принуждает подняться, практически выдергивая из-за стола. Обхватывает мое лицо рукой, а второй притягивает к себе.

Я не успеваю даже вдохнуть, как он обрушивает свои губы на мой удивленный рот.

Ну и всё.

До свидания.

Мне безразлично, что мы делаем это стоя в кафе у всех на виду.

Мне безразлично, что его ладонь сжимает мою ягодицу, и как-то до лампочки, что я вжимаюсь в его тело, чувствуя, как напрягаются его плечи и всё то, что ниже пояса.

Мне плевать, что нас видят. Плевать на весь мир. Потому что мой мир сдулся до одного вдоха, который мы делим на двоих.

— Еще сомневаешься? — губы Миронова отрываются от моих и мне становится холодно. Озноб пробегает гусиными пупырышками.

— Кажется, нет… — моя голова кружится. Кружится от его запаха и вкуса.

— Кажется? Ладно, — его губы вновь на моих и мне вновь жарко. Я плавлюсь! — А теперь? — отстраняется и удерживает мое ватное тело в руках, потому что я всё. Я куда-то улетела.

— Теперь нет.

Я не вижу, а скорее чувствую, как он улыбается. Мои глаза закрыты. Не хочу их открывать. Мне будет стыдно.

Я увижу людей вокруг и пойму, что они видели, а сейчас в моем маленьком мире есть я и он.

— Янка, Янка… — шутливо шепчет на ушко Миронов. — А я ведь даже еще ничего не сделал, — целует в висок.

И я моментально трезвею и выныриваю из неги.

Краска заливает лицо. А довольное Миронова меня топит в ней глубже.

— Мне пора в офис, — помогает присесть и делает взмах рукой, подзывая официанта. — Отвезу тебя домой. Позвоню, как освобожусь.

Я в тумане.

— Ян? — касается моего подбородка и ласково поглаживает его большим пальцем.

Если я начну прямо здесь ластиться, я буду выглядеть дикой и глупой?

— М?

— Адрес назови, куда тебя отвезти.

* * *

«К себе! Отвези меня к себе!» — вопят влюбленные бабочки в моем животе.

Ожидающий ответа Миронов стремительно приводит меня в чувства. Нахлынувшее ощущение вины выводит из коматоза только так.

Он ждет, когда я назову свой адрес, чтобы меня отвезти.

Тайна, о которой он даже не догадывается, но которая есть между нами, меня невыносимо мучает.

Я не могу ему назвать свой адрес. При любых обстоятельствах не могу.

Он со мной честен, открыт и не погнушался рассказать правду, а я не могу сделать того же. Я слишком глубоко увязла во лжи с Белладонной.

Не могу переступить через себя и признаться.

Я хочу, чтобы это осталось тайной.

Только моей тайной.

Не знаю, сколько времени у нас есть, но это время, которое Миронов готов мне подарить, я не собираюсь терять. А, значит, врать мне придется до конца. То того, как мы скажем друг другу «Прощай» навсегда.

Врать — для меня не проблема.

Врать ему — проблема глобальная. И меня изнутри разъедает чертов совестливый червяк, который назойливо не дает мне забыть о том, какая я — лживая дрянь.

— Отвези меня к Институту, — жалобно прошу и прячу лицо в тарелке.

Слышу, как Миронов плюхается напротив меня и с грохотом опускает руки на стол.

— Яна? У нас какие-то проблемы? — его твердый голос заставляет сжаться. — Я не понимаю, почему ты не можешь назвать мне свой адрес? Это какая-то тайна?

— Это не тайна. Мне правда нужно в Институт. В коммерческий отдел, — и сейчас это правда. — Узнать на счёт оплаты за обучение.

«Я не вру! Я не вру тебе!»

Кричу ему и убеждаю себя.

— Ваш счет, — вовремя подходит официант и дает мне несколько минут, чтобы собраться с духом и мыслями.

Миронов делает манипуляции с оплатой по счету и благодарит молодого парня.

Я хочу надеяться, что к этому разговору он не вернется.