— Здравствуйте… — в аудиторию начинают вваливаться студенты, галдя и перекрикивая друг друга.
— Ну… я пойду? — грустно спрашиваю. Я не хочу с ним расставаться. Не могу физически и морально.
Подмигнув, Миронов кивает и заходит обратно за кафедру…
Глава 35. Почти Золушка
В семье, где лимонад был только по праздникам или в день зарплаты одного из родителей, а на «Киндер сюрприз» мы с сестрами могли рассчитывать исключительно в качестве новости об очередном ребенке в нашей семье, — понятие «купи что-нибудь вкусненькое» было строго под запретом. А если эта семья кроме того, что бедная, еще и многодетная, то твой день рождения — это априори самый обычный день, где вечером к скромному ужину добавлялись вафельный торт «Причуда» и обожаемый лимонад. И то не всегда.
Для меня мой день рождения никогда не был культом. Очередной день, который прибавлял мне год, и в который я всё отчетливее понимала, что конкретно хочу от этой жизни.
Мне никогда и никто не собирал друзей на мой праздник, да и я сама не избалована приглашениями, потому как на подарок у нас не было лишних денег. Да что говорить, у нас не было даже нелишних денег.
Но единственное, что неизменно я могла себе позволить в свой день — так это загадывать желание. Это было бесплатно.
Я росла скромной девочкой и понимала, что желание можно загадывать только одно, чтобы не наглеть.
За двадцать два года жизни все мои желания претерпели эволюцию, но не глобальную.
В период с пяти до восьми лет я безумно мечтала о кукле Барби с волосами, которые можно стричь. После восьми я стала мечтать масштабнее и загадывала ежегодно до двенадцати лет крутой телефон. Просто мне было стремно ходить в школу с кнопочным и не иметь в нем выхода в интернет. В двенадцать у меня произошел резкий эволюционный скачок, и я перепрыгнула ценность своих желаний на несколько ступеней выше. Именно с этого возраста по двадцать один год мое желание стало одним единственным — я хотела, чтобы у меня было ВСЁ!
Я хитрила, да.
В одно слово я закладывала и денежный достаток, и клевые шмотки, удобную обувь и даже еду.
Все мои желания носили исключительно материально-предметную форму: их можно было потрогать, понюхать, съесть или надеть.
Я никогда не загадывала что-то типа «мир во всем мире» и прочее, потому что тратить одно единственное желание на эту муру — расточительно глупо. Сытой я от этого не становилась. И счастливее тоже.
Сегодня я собираюсь загадать… любовь… Это эфемерная субстанция, я знаю. Но оказывается ее можно не только почувствовать, но и потрогать. У нее есть форма и тело.
Тело моего преподавателя.
Любовь — есть Миронов.
Я собираюсь подвинуть мечту обо Всём мечтой о Миронове.
Выходит, что Миронов больше, чем всё…
Вот такая арифметика, Илья Иванович.
Всё-таки я не последняя тупица.
Меня уже с раннего утра поздравили родители по телефону и перевели тысячу рублей на карту. На эту сумасшедшую сумму я планирую не отказывать себе ни в чем.
Я получила пересланные друг от друга поздравительные открытки от сестер в сообщениях. И от племянников тоже.
Знаю, что меня поздравит Мавдейкин (надеюсь не собственноручно сваренным мылом), вся группа подарит мне сертификат в «Летуаль» на полторы тысячи рублей, и позже позвонит Наташка. Это моя программа максимум.
Все они меркнут в сравнении с тем, как исступленно я жду встречи с Ильёй.
Он не знает про мой день рождения, но зато знаю я, что сегодня у него две пары в вузе и перспектива с ним встретиться меня доводит до головокружения.
Он не в курсе, что будет лучшим подарком для меня. Увидеть его и прикоснуться к губам — лучший подарок. Мне больше не надо.
Именно поэтому я делаю то, что не делала ни для одного мужчины — я накручиваю волосы и накладываю макияж. И это не связано с тем, что я пытаюсь соблазнить старичка-преподавателя или выпросить себе зачет автоматом.
— Степан Васильевич, выдерните, пожалуйста, штекер из розетки, — я ношусь как ужаленная по квартире с плойкой.
Мой сожитель сегодня как никогда обходителен и приветлив: выполняет мои просьбы, поднимает сидушку унитаза, не просит настойчиво жрать и помог с выбором наряда. С точки зрения мужского взгляда.
На парте рядом с моим локтем лежат шифоновый легкий шарфик, коробка Рафаэлло и сертификат на две тысячи в Летуаль. Последний — от группы.
Шарф — не сложно догадаться от кого. Мне кажется, нелепее подарка не бывает. Кто-нибудь сейчас в современном мире повязывает шарфик на шею кроме библиотекарш? Очевидно, мама Мавдейкина. У кого-то же он увидел этот предмет гардероба двухтысячных.
От Авдея пахнет парфюмом.
Это он так думает. Потому как мне этот запах разъедает глаза и раскручивает локоны, которые я усердно крутила с утра.
Я обожаю только один аромат — туалетной воды Миронова, перемешанный с его собственным. Всё остальное сивуха.
Практическое занятие по теплонасосным установкам — это как очередь в почтовом отделении: и скучно, и раздражает.