Гадюшник

Переезд предполагался в 1994 году. Бартропа, следившего за тем, как здание становится все выше, поначалу раздражала его вульгарность, но вскоре он свыкся и теперь все нетерпеливее ожидал, когда же он окажется под этими могучими сводами и насладится открывающимися отсюда роскошными видами. Впрочем, он был не из тех, кто особенно любуется окружающими красотами. Было в этом человеке нечто аскетическое, и наслаждение он скорее черпал, оборачивая взор на просторы собственной души. Поистине счастлив или по крайней мере бодр он бывал, когда некая всепоглощающая цель определяла характер жизни и задавала направление мыслям.

Впрочем, на публике это был совсем другой человек. С виду совершенный гедонист, как и большинство сорокапятилетних холостяков, которым досталось от родителей неплохое наследство. Любил хорошо поесть, с разбором пил. Жил он в большом доме на Челси-сквер, а на выходные либо уезжал в находившийся в двух с половиной часах езды загородный дом в Глостершире, либо садился на самолет и летел, в зависимости от сезона, на юг Франции или в Альпы, как правило, в женском обществе; размеренный образ жизни профессионала в нерабочее время заполняли удовольствия.

Любовные приключения никогда не затягивались надолго, но тем не менее их всегда хватало, чтобы заполнить пустоту. Явный риск, на который идет в таких случаях холостяк, приближающийся к пожилому возрасту, лишь заставлял его быть все более и более разборчивым, ибо вдобавок к богатству Бартроп обладал привлекательной внешностью: шесть футов роста, крепко сбитая фигура, волевое лицо, волнистые каштановые волосы, чуть близорукие голубые глаза. Лукавый, всегда смеющийся взгляд — по крайней мере для публичного пользования. Свой природный цинизм он пытался, насколько это возможно, скрыть.

И ко всему прочему он был интересен чисто психологически: была в этом человеке какая-то дразнящая загадка, чему в немалой степени способствовала профессия. Короче, женщины обращали на него внимание; точнее будет, пожалуй, сказать: женщины определенного сорта; те, что обуреваемы тщеславием, либо, возможно, те, что дорожат своей репутацией не слишком, — недостатка в тех и других никогда нет… Бартроп вел образ жизни, которому многие могли бы позавидовать, да он и самому ему нравился, по крайней мере постольку, поскольку такой образ жизни выдерживался.

Вся беда заключалась в том, что выдерживался он как раз не слишком последовательно. Женщины — это всего лишь допинг. Карьера — это тоже своего рода допинг, но в ней хотя бы есть смысл, потому Бартроп так за нее и цеплялся. Религиозным человеком он не был, в противном случае вряд бы он подходил для такой работы, но цель у него всегда сохранялась, и Бартроп был готов ради ее достижения пожертвовать предполагаемой стабильностью и упорядоченностью семейной жизни. Такова была, в несколько упрощенной форме, философия, которую выработал для себя этот человек. И она обнаруживала свою практическую действенность.

Временами работа доставляла ему спокойное, интеллектуальное удовлетворение. Именно такое удовлетворение, что в общем-то случалось нечасто, испытывал он сегодня утром, думая о Саре Йенсен. А помимо того возникло предвкушение чего-то особенного, сродни тому, что ощущаешь в самом начале очередного любовного приключения; да только потом этот подъем чувств неизменно идет на убыль, ибо слишком хорошо известно, что будет дальше: нетерпение, разочарование и горечь — со стороны девушки; а с его стороны — стоическое приятие рутинного течения еще одного романа. Но коль скоро речь идет о делах профессиональных, в данном случае о деле Йенсен, такой фатальности не было. Эта только начинающаяся и совершенно не определившаяся еще история не обязательно должна кончиться слезами. И не кончится, если только вести дело с толком и если хоть немного повезет или, во всяком случае, судьба вдруг не выкинет злую шутку. Дело, следует признать, тонкое, но, как заверил он Баррингтона, реальное.

Поначалу у него были некоторые сомнения относительно этой Сары Йенсен. Бартроп не доверял красивым женщинам. Хвост поклонников, всяческие соблазны — все это не слишком-то способствует успеху предприятия. Но если прикинуть все «за» и «против», то, несмотря на свое трагическое детство, она, пожалуй, подходит. Да и внешность может сыграть на руку — легче завязать знакомство с подозреваемыми.

Бартроп поймал себя на том, что пытается представить, как она выглядит. Разумеется, встретиться им не доведется. Коль скоро речь идет о Саре, его просто не существует, а если он и существует, то как некий персонаж, не имеющий никакого отношения к ее секретному заданию. Улыбнувшись про себя, Бартроп позвонил своему заместителю Майлзу Форшоу:

— Мне нужны фотографии мисс Йенсен. Свяжитесь с группой внешнего наблюдения, ладно?