На том и порешили, что особенно порадовало Баррингтона. Никто не возражал. Никто не спорил. Всех смущал призрак финансового скандала. Вопрос только в том, насколько он реален и кто виноват; а может, предположил Мюллер, это просто шакалы-журналисты гонят волну. Те, кто знал Зандера лично — а таковых в зале было шестеро, — копались в памяти, пытаясь сообразить, не сказали ли они чего лишнего. Журналисты вполне способны сделать из мухи слона. Простого намека достаточно, чтобы вызвать кучу неприятностей: порушенные карьеры, многолетние усилия — коту под хвост. Каждый исподтишка поглядывал на соседа, надеясь в душе, что, если проблемы и возникнут, решать их придется кому-нибудь другому.
Собравшиеся начали расходиться, скоростные лифты опустили политиков и банкиров на грешную землю, где их поджидали, включив загрязняющие воздух двигатели, большие лимузины с пуленепробиваемыми стеклами. Укрывшись за матовыми стеклами, хозяева лимузинов быстро согнали с лиц улыбки, предназначенные публике.
Энтони Баррингтон задержался в конференц-зале. Дождавшись, пока все уйдут, Мюллер подсел к нему.
— Ну как, думаете, заглотили наживку?
— По-моему, да, — улыбнулся Баррингтон. — Курс фунта занижен, давайте из этого и исходить.
— Что ж, интервенцию начнем сразу после обеда. Таким образом, наш крот, если он, конечно, существует, получит некоторый запас времени.
— Выходит так. И уж тогда он от нас не уйдет.
— Хорошо. Оставляю это на вашу долю. Только как насчет бедняги Зандера? Ведь все подумают, что он что-то замышляет.
— Как я уже говорил вам, это совершенно не исключено, хотя и недоказуемо. Да мне бы вовсе и не хотелось, чтобы это было действительно так. Но в любом случае осадить его немного не повредит, а то в последнее время он стал слишком уж откровенно вмешиваться в экономическую политику. Беда в том, что все считают его чем-то вроде самого Господа Бога. Все к нему прислушиваются. Стоит ему только рот открыть, как рынок начинает шевелиться. — Баррингтон покачал головой. — Да, слишком уж большую власть забирает Зандер, слишком крупно на нас наживается. В общем, если он немного притормозит, я лично буду только рад. — Баррингтон поднялся. — Пошел. Огромное спасибо за помощь.
— Не стоит благодарности, — отмахнулся Мюллер. — Это нас всех касается, разве не так? Надо что-то предпринимать.
— Согласен. Мне бы позвонить неплохо перед уходом. Надеюсь, эти линии не прослушиваются? — Баррингтон указал на телефонные аппараты, расставленные на столе для заседаний.
— Ну разумеется, нет, — ответил Мюллер даже с некоторой обидой. — Прошу. — Он собрал свои бумаги и двинулся к двери. — Всего хорошего.
Пожав Мюллеру руку, Баррингтон дождался, пока тот исчезнет за ближайшим изгибом спиральной лестницы, ведущей в его кабинет на десятом этаже. Оставшись один, он набрал лондонский номер Джеймса Бартропа:
— Порядок. Получилось все, как задумано. Надеюсь, пару птичек мы подстрелили. Начинаем сегодня сразу после обеда.
— Отлично. Хотелось бы верить, что ваша девица будет смотреть в оба.
Министр финансов Италии отправился на обед в сопровождении своего французского коллеги. Джанкарло Катанья помахал им на прощание, сел в машину и сжался на заднем сиденье, как загнанный зверек.
Пять минут спустя, когда лимузин мягко притормозил перед входом в огромный уродливый отель, где он остановился, Катанья вышел и с приличествующей его положению важностью двинулся к двери. Швейцару, подскочившему открыть ее, он показался человеком, не знающим никаких забот.
Катанья пошел по выложенному мраморной плиткой холлу, отыскивая взглядом телефонную будку. После услышанного от герра Мюллера он уже не доверял телефону в своем номере; однако же трудно предположить, что все двадцать кабинок, до которых он наконец добрел, прослушиваются. А если и так, то все равно приходится рисковать. Несомненно, Фиери, положив пухлые руки на телефонную трубку, нетерпеливо ожидает его звонка. Долго говорить он не собирается, просто передаст, как всегда, не представляясь, самую необходимую информацию и скажет Фиери, что волноваться не о чем. Катанья нырнул в кабину и набрал личный номер Фиери.
Фиери сидел в одиночестве в своем холодном кабинете. Нервничал он изрядно, так что даже Матисс (краденый), поглядывавший на него с обитых деревянными панелями стен, не приносил ему сегодня успокоения. Тишину взорвал телефонный звонок. Фиери нетерпеливо схватил трубку. Собеседника он слушал молча, разве что время от времени мычал что-то. Наконец он заговорил — резче, чем обычно, но, в общем, удовлетворенно.
— Когда вернетесь, расскажете мне обо всем поподробнее, хорошо? — Впрочем, это была скорее команда, нежели просьба.