Проводник Матье посмотрел на деревья и пожал плечами.
– Понятия не имею. Я в птицах не разбираюсь.
– Кричала птица?
– А кто же еще? – Он протянул руку в перчатке к ее пачке. – Угостите?
– Вот уж не думала, что спортсмены курят! Бери, конечно…
Не слишком ли явно она перешла с красавчиком на «ты»? Ну и ладно, плевать.
– Это не единственный мой недостаток, – ответил блондин, глядя ей в глаза.
Она не отвела взгляд. Что это – приглашение? Или невинная игра?
Будь это ее муж, она не усомнилась бы ни на миг. В его мысленном «Скрэббле» [64] слово «невинность» не приносило очка – в отличие от «адюльтера, обмана, траханья, порнографии».
– Ваш муж не любит лыжные прогулки?
Эмманюэль вздрогнула – он стоял сзади и произнес эти слова ей на ухо.
– Не особенно.
– А вам понравилось?
Она снова вздрогнула – на этот раз… из-за голоса. Это не проводник. Кто-то другой… Голос поскрипывал и свистел, как… Боже, это
– Почему не приехал твой муж?
Она удивилась – придурок задал недопустимо наглый вопрос. Наступил ее черед пожимать плечами.
– Он любит удобства и уют. Ночевать в спальном мешке, в общей комнате, под храп незнакомых людей… это не для него. Да и на лыжах он ходит хреново. Предпочитает скоростной спуск. (И пощечины, подумала она.)
– Чем он занимается, пока ты тут прохлаждаешься?
Она разозлилась. Это уж слишком! (
– К чему все эти вопросы? – спросила она, глядя на изуродованное шрамами лицо.
– Да так… Просто стало любопытно. Тебе известно, какая жуткая история случилась тут десять лет назад? Кошмарная…
Женщина поежилась, и виной тому снова был его голос – низкий, вибрирующий. Возбуждающий…
Легкий ветер играл с лапами сосен, и снег бесшумно осыпался вниз. Темнота стала непроглядной, и Эмманюэль захотелось в дом – к свету и людям.
– Так что за жуткая история? – спросила она.
– Здесь изнасиловали женщину. Два туриста. На глазах у ее мужа… Это продолжалось всю ночь, пока они не отвалились от усталости.
Страх скрутил внутренности Эмманюэль.
– Ужасно… – прошептала она. – Их поймали?
– Да. Через несколько дней. Оба были рецидивистами. Их посадили, а потом скостили срок – за хорошее поведение.
– Женщина умерла?
– Нет. Выкарабкалась.
– Тебе известно, что с ней стало?
Он покачал головой.
– Говорят, муж покончил с собой, но это наверняка только слухи. Местные любят сплетничать… Спасибо за сигарету. И за все остальное…
– О чем ты?
– Ну мы с тобой вдвоем… Стоим, разговариваем… Ты мне нравишься.
Мужчина приблизился практически вплотную к Эмманюэль, она подняла глаза и… испугалась.
Зрачки Палёного наполнились мраком и уподобились двум бездонным колодцам, до краев полным похотью. Чистым, беспримесным вожделением.
– Придержи коней…
– С чего бы? Ты же сама меня кадрила.
–
Гнев вытеснил животное желание. Мужчина насмешливо улыбнулся, открыл рот, и Эмманюэль приготовилась выслушать поток ругательств, но он только пожал плечами, развернулся на каблуках и пошел к двери.
Она посмотрела на лес и черный профиль горы. В глубине снова заулюлюкала птица, и у Маню заледенел позвоночник. Ну хватит, пора присоединиться к остальным.
Бельтран смотрел, как блондинка разувается у порога. Они с уродом простояли на улице пять минут, а она вся красная, как клетки скатерти на столе. Что-то между ними произошло, и женщине это не понравилось.
– Всё в порядке? – спросил он.
Она кивнула, но выражение лица говорило об обратном.
Эмманюэль Вангю молча разложила спальник на матрасе чуть в стороне от других. На топчанах не хватало мест; кроме того, она плохо переносила посторонние запахи, храп и – главное – не хотела спать рядом с напугавшим ее мужчиной. Шесть дней в неделю Маню работала бухгалтером. На удаленном доступе, дома, в тишине. Она впервые отправилась в поход с незнакомыми людьми и думала, что, добравшись до финиша, все слишком устанут, чтобы вести беседы, но остальные болтали друг с другом, а трое мужчин так увлеклись, что не замечали никого вокруг.
– Говоришь, они насиловали ее на глазах у мужа? – с жадным интересом спрашивал Бельтран.
– Ну да, привязали вот здесь и трахали. – Палёный ткнул пальцем в центральную балку, державшую крышу дома, и снова наполнил рюмки.
– К пыточному столбу, – с отвращением в голосе произнес проводник и выпил одним глотком, как воду.