Гадкая ночь

Все детство и юность она была светом его очей, а теперь ушла во тьму. Прекрасное талантливое дитя. Поздний ребенок. Рожденный женщиной, умевшей хорошо делать одно: говорить мужчинам то, что они хотели услышать. У колыбели Анны собрались феи красоты, ума и таланта. Ей было обещано замечательное будущее, родители могли бы гордиться ею, а друзья – завидовать. Цехетмайер иногда спрашивал себя, откуда у его девочки эта толстая черная коса (у матери волосы были другого цвета) и бездонные карие глаза, но в своем отцовстве никогда не сомневался: девочка унаследовала его несгибаемый характер и выдающийся музыкальный дар. В три года у нее обнаружились абсолютный слух и склонность к игре на рояле.

Она начала сочинять и импровизировать раньше отца. В пятнадцать лет поступила в Моцартеум [75] в Зальцбурге. Зальцбург… Цехетмайер не был в этом городе десятки лет. Про́клятый город, продажный город, преступный город. Гиртман приметил Анну на его улицах. Как он к ней подобрался? Наверняка через музыку: Цехетмайер с изумлением узнал, что швейцарец, как и он сам, преклоняется перед Малером.

Никто так и не выяснил, что случилось потом, но дирижер воображал это тысячу раз: был найден дневник Анны, в котором она писала о таинственном незнакомце и назначенном третьем свидании. Девушка задавалась вопросами: «Я влюбилась? Не безумие ли это, ведь у нас такая разница в возрасте? Почему он до сих пор ни разу ко мне не прикоснулся, не поцеловал?» Семнадцать лет, ей было семнадцать лет… Блестящее будущее. Через несколько дней она исчезла.

Прошел бесконечно долгий месяц, пока в зарослях, на расстоянии шага от прогулочной тропы над городом, не нашли тело. Обнаженное мертвое тело. Цехетмайер чуть с ума не сошел, узнав, какие муки претерпела Анна. Он проклял бога, Зальцбург, человечество, оскорблял полицейских и журналистов, ударил одного из них, посмевшего спросить: «Как вы справляетесь с болью?» – и хотел покончить с собой. Смерть дочери развела супругов, разрушила их брак, но разве это могло сравниться с потерей самого дорогого существа на свете? Потом безутешный отец узнал имя убийцы Анны (и десятков других жертв), и его гнев обратился на это чудовище.

Он никогда не поверил бы, что можно ненавидеть так сильно. Что ненависть и вправду самое чистое чувство на свете, как внушает нам литература со времен Каина и Авеля.

«Без музыки я был бы конченым человеком», – думал Цехетмайер, слушая последние такты третьего «Ноктюрна». Но даже ей не удалось подавить безумие, ветхозаветную ярость и шекспировскую жажду мщения. Как только жена дирижера, ставшая затворницей, угасла от рака, безумие расцвело пышным цветом, но до встречи с Визером музыкант не думал, что оно может трансформироваться в действие.

И вот теперь надежда воскресла и обрела детские черты. Последние ноты растворились в воздухе, и дирижер встал, бросив сердитый взгляд на две белые круглые колонки, разнесенные по разным концам комнаты: этот футуристический элемент был единственной уступкой современности.

Цехетмайер подошел к французской стереосистеме и вдруг почувствовал острую боль в животе. Остановился. Прислушался к себе. Днем у него снова был кровавый понос, но он ничего не сказал медсестре – не хватало только, чтобы его, как в прошлый раз, упекли в больницу.

Он выключил чудо техники, погасил свет и побрел по длинному коридору к спальне в глубине квартиры. На публике Цехетмайер всегда выглядел бодрым и крепким, но наедине с собой, за закрытой дверью виллы, позволял себе чуть подволакивать ноги на наборном паркете. Устроившись в постели, музыкант почувствовал себя хрупким смертным созданием и задумался, успеет ли насладиться местью или рак, забравший Анну-Кристину, а теперь явившийся за ним, окажется более прытким.

* * *

Кирстен Нигаард разглядывала витрины магазинов в центре города, когда снова увидела отражение силуэта в стекле. Четвертый или пятый раз? Тип в очках… Прядь волос по-детски падает на лоб. Стоит спиной и делает вид, что поглощен созерцанием другой витрины, но ее не проведешь: время от времени он оборачивается и наблюдает за ней.

Возможно, Мартен послал человека охранять ее? Он заговаривал об этом, но очкарик не похож на легавого. Скорее уж на извращенца, вуайериста. Глазки за стеклами очков – вылитый Миньон! [76] – бегают туда-сюда. Она улыбнулась. Да, ее филер из Миньонов.

Кирстен пошла по улице мимо магазинов. Он последовал за ней на расстоянии десяти метров. Наступила ночь, но центр Тулузы был полон народа. Она не чувствовала страха, хотя по опыту знала, что толпа редко кого защищала от изнасилования или вооруженного нападения. Рано или поздно город опустеет. Он выбрал ее случайно или здесь что-то другое?

Сексуальный хищник? Болезненно-застенчивый поклонник? Или… Было еще одно предположение, но… Нет, невозможно…