Читаем Гагаи том 1 полностью

— Та теща у меня уже в печенках сидит, — отмахнулся Кондрат, свертывая новую самокрутку. — Никакога сладу с ней нет. Как черт на нее насел. Прячет еду и жрет втихомолку. Поначалу на Геську мы, грешным делом, списывали. Сам знаешь, из урок малый, только тем и жив был, что стащит. А потом застукал ее, ведьму старую, и раз, и другой. Уже и облегчение с продуктами, а она не кидает своега. Ульяна ино срамить начнет: «Как же это, маманя? Голодом не морим, лучший кусок — вам, себе отказываем, а вы...» Думаешь, разумеет, что по карточкам токи норму дают? Забьется в угол под образа, как упырь, вытаращит баньки свои бесстыжие... — Кондрат презрительно плюнул. — Чи два века думает прожить? Чи, може, хворь у нее такая?.. Слышь, Иван? Сбежниха-то ждет своего, — вне всякой связи с тем, о чем он только что говорил, заметил Кондрат. — Сватались уже двое — отказала.

— Как же иначе при живом-то муже.

— Это ж скоки уже он сидит? — проговорил Кондрат, прищурился, вспоминая, когда арестовали Маркела. — Ну да, — продолжал оживленно, — пятый год пошел. — Стало быть, любую половину отбыл. — Покосился на Ивана. — А правду кажут, вроде ездила к нему Сбежниха?

— Ездила. Далече его загнали. Беломорский канал строил.

— Ишь ты. А правду толкуют, что, мол, казал он жинке, будто не ведает, как те винтовки в клуне оказались?

— Толкуют. Всякое толкуют.

— Значит, и такое может быть, что безвинно в заключении содержится?

Иван вскочил, возмутился:

— И что ты пристал банным листом, пьявкой присосался! Откуда же мне все это знать?! Сам кажешь: «Стихия правит человеком».

— Доподлинно, — подтвердил Кондрат. — Токи она... Да ты присядь, — пригласил Ивана, не замечая его нетерпения. — Все сбираюсь спытать тебя. Вот ты чужедальние края объездил. В Австралии серед английцев жил, по-ихнему кумекаешь. У меня вопрос: как, к примеру, по-англицки «теща»?

— Кому что, — усмехнулся Иван, — а курке — просо.

— И не кажи! — согласился Кондрат. — Так как же? По-англицки?

— Послушай, друг мой ситный, — теряя терпение, начал Иван. — Не рассказать ли тебе присказку на «чи»?

— Ну-ка, ну-ка, — выказал Кондрат живейший интерес. — Послухаем.

— Не дошло, значит. А я ведь к тому, что по хозяйству кой-что надобно сделать. В уборочную, сам знаешь, не до того было. Хочу сад вскопать.

Кондрат поднялся, засуетился.

— Что ж ты молчал?

— Так гость вроде. Гостя не можно выставлять с подворья.

— Где лопаты? — горячился Кондрат. — Мы это зараз в два счета провернем — смычку пролетарьята с колхозным крестьянством.

Они шли в конец сада. Радуясь тому, что объявился неожиданный помощник, Иван весело говорил:

— У Мокеевны шкалик припасен этак литра на два. Давно стоит. Случая не было за него взяться.

— Не знал, что делать. Меня бы покликал.

— Теперь уж не уйдет от нас.

— Може, зараз по маленькой пропустим? — неуверенно предложил Кондрат. — Для начала. А? Чтоб, значит, взбодриться.

— Ты как тот цыган, который к попу в работники нанимался, — усмехнулся Иван. И вдруг забеспокоился: — Как же это я? — Воткнув лопату в землю, повернулся к Кондрату. — Нехорошо получается. Про свой интерес хлопочу, а про тебя и забыл. Тебе ж к теще идти.

— Подождет, — возразил Кондрат, не прекращая работы. — Ничего с ней не станется... Подождет.

3

Тимофей закачал в котел воду левым инжектором, взглянул на манометр. Стрелка дрогнула, медленно поползла вниз. Тогда он открыл дверку топки, схватил длинный тяжелый резак и, заслоняя от огня лицо, несколько раз протянул им, разбивая спекшийся жар.

Лязгал металлический фартук, прикрывающий стык между паровозной будкой и тендером, ходил ходуном под ногами. Тимофей, балансируя, отбросил резак, кинул несколько лопат угля, стараясь рассыпать его по всей площади топки. Пламя забурлило, загудело. Одним резким толчком Тимофей послал дверку на место. Стрелка манометра поползла вверх, к контрольной отметке.

— Хорошо! — сказал механик. Он немного приоткрыл регулятор пара и снова стал смотреть вперед, на бегущую под колеса колею.

Тимофей повернулся к кочегару, подгребающему в лоток уголь.

— Водички, Андрюша, ему дай.

— Как же, забыл спросить, — проворчал Андрей.

В самом деле, будто он не знает своих обязанностей. Уж кому-кому, а ему известно, что смоченный уголь и горит лучше, и пыли от него меньше.

Чумазый, крепко сбитый, Андрей лихо орудует на тендере. Но его, как магнитом, тянет к правому крылу паровоза, туда, где сейчас сидит Максимыч. И особенно когда они проезжают мимо путевых будок и стрелочных постов. Он знает всех стрелочниц на Волновском плече, где их бригада совершает рейсы. А выбора никак не сделает.

Совсем недавно ездит Андрей с Максимычем и Тимофеем, а хоть сейчас можно переводить в помощники машиниста. Для помощника что главное? Топить. Иной всю жизнь ездит за левым крылом, а ТОПИТЬ ПО-настоящему не умеет — то пар теряет, то плавит предохранительные пробки. Большое это искусство — быть хозяином огня и воды, поддерживать правильный режим работы котла. Андрей с этим делом справляется, хотя специально и не обучался. Перенимал от Тимофея, стараясь как можно чаще подменять его.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман
Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Мой лейтенант
Мой лейтенант

Книга названа по входящему в нее роману, в котором рассказывается о наших современниках — людях в военных мундирах. В центре повествования — лейтенант Колотов, молодой человек, недавно окончивший военное училище. Колотов понимает, что, если случится вести солдат в бой, а к этому он должен быть готов всегда, ему придется распоряжаться чужими жизнями. Такое право очень высоко и ответственно, его надо заслужить уже сейчас — в мирные дни. Вокруг этого главного вопроса — каким должен быть солдат, офицер нашего времени — завязываются все узлы произведения.Повесть «Недолгое затишье» посвящена фронтовым будням последнего года войны.

Вивиан Либер , Владимир Михайлович Андреев , Даниил Александрович Гранин , Эдуард Вениаминович Лимонов

Короткие любовные романы / Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Военная проза