— Та теща у меня уже в печенках сидит, — отмахнулся Кондрат, свертывая новую самокрутку. — Никакога сладу с ней нет. Как черт на нее насел. Прячет еду и жрет втихомолку. Поначалу на Геську мы, грешным делом, списывали. Сам знаешь, из урок малый, только тем и жив был, что стащит. А потом застукал ее, ведьму старую, и раз, и другой. Уже и облегчение с продуктами, а она не кидает своега. Ульяна ино срамить начнет: «Как же это, маманя? Голодом не морим, лучший кусок — вам, себе отказываем, а вы...» Думаешь, разумеет, что по карточкам токи норму дают? Забьется в угол под образа, как упырь, вытаращит баньки свои бесстыжие... — Кондрат презрительно плюнул. — Чи два века думает прожить? Чи, може, хворь у нее такая?.. Слышь, Иван? Сбежниха-то ждет своего, — вне всякой связи с тем, о чем он только что говорил, заметил Кондрат. — Сватались уже двое — отказала.
— Как же иначе при живом-то муже.
— Это ж скоки уже он сидит? — проговорил Кондрат, прищурился, вспоминая, когда арестовали Маркела. — Ну да, — продолжал оживленно, — пятый год пошел. — Стало быть, любую половину отбыл. — Покосился на Ивана. — А правду кажут, вроде ездила к нему Сбежниха?
— Ездила. Далече его загнали. Беломорский канал строил.
— Ишь ты. А правду толкуют, что, мол, казал он жинке, будто не ведает, как те винтовки в клуне оказались?
— Толкуют. Всякое толкуют.
— Значит, и такое может быть, что безвинно в заключении содержится?
Иван вскочил, возмутился:
— И что ты пристал банным листом, пьявкой присосался! Откуда же мне все это знать?! Сам кажешь: «Стихия правит человеком».
— Доподлинно, — подтвердил Кондрат. — Токи она... Да ты присядь, — пригласил Ивана, не замечая его нетерпения. — Все сбираюсь спытать тебя. Вот ты чужедальние края объездил. В Австралии серед английцев жил, по-ихнему кумекаешь. У меня вопрос: как, к примеру, по-англицки «теща»?
— Кому что, — усмехнулся Иван, — а курке — просо.
— И не кажи! — согласился Кондрат. — Так как же? По-англицки?
— Послушай, друг мой ситный, — теряя терпение, начал Иван. — Не рассказать ли тебе присказку на «чи»?
— Ну-ка, ну-ка, — выказал Кондрат живейший интерес. — Послухаем.
— Не дошло, значит. А я ведь к тому, что по хозяйству кой-что надобно сделать. В уборочную, сам знаешь, не до того было. Хочу сад вскопать.
Кондрат поднялся, засуетился.
— Что ж ты молчал?
— Так гость вроде. Гостя не можно выставлять с подворья.
— Где лопаты? — горячился Кондрат. — Мы это зараз в два счета провернем — смычку пролетарьята с колхозным крестьянством.
Они шли в конец сада. Радуясь тому, что объявился неожиданный помощник, Иван весело говорил:
— У Мокеевны шкалик припасен этак литра на два. Давно стоит. Случая не было за него взяться.
— Не знал, что делать. Меня бы покликал.
— Теперь уж не уйдет от нас.
— Може, зараз по маленькой пропустим? — неуверенно предложил Кондрат. — Для начала. А? Чтоб, значит, взбодриться.
— Ты как тот цыган, который к попу в работники нанимался, — усмехнулся Иван. И вдруг забеспокоился: — Как же это я? — Воткнув лопату в землю, повернулся к Кондрату. — Нехорошо получается. Про свой интерес хлопочу, а про тебя и забыл. Тебе ж к теще идти.
— Подождет, — возразил Кондрат, не прекращая работы. — Ничего с ней не станется... Подождет.
3
Тимофей закачал в котел воду левым инжектором, взглянул на манометр. Стрелка дрогнула, медленно поползла вниз. Тогда он открыл дверку топки, схватил длинный тяжелый резак и, заслоняя от огня лицо, несколько раз протянул им, разбивая спекшийся жар.
Лязгал металлический фартук, прикрывающий стык между паровозной будкой и тендером, ходил ходуном под ногами. Тимофей, балансируя, отбросил резак, кинул несколько лопат угля, стараясь рассыпать его по всей площади топки. Пламя забурлило, загудело. Одним резким толчком Тимофей послал дверку на место. Стрелка манометра поползла вверх, к контрольной отметке.
— Хорошо! — сказал механик. Он немного приоткрыл регулятор пара и снова стал смотреть вперед, на бегущую под колеса колею.
Тимофей повернулся к кочегару, подгребающему в лоток уголь.
— Водички, Андрюша, ему дай.
— Как же, забыл спросить, — проворчал Андрей.
В самом деле, будто он не знает своих обязанностей. Уж кому-кому, а ему известно, что смоченный уголь и горит лучше, и пыли от него меньше.
Чумазый, крепко сбитый, Андрей лихо орудует на тендере. Но его, как магнитом, тянет к правому крылу паровоза, туда, где сейчас сидит Максимыч. И особенно когда они проезжают мимо путевых будок и стрелочных постов. Он знает всех стрелочниц на Волновском плече, где их бригада совершает рейсы. А выбора никак не сделает.
Совсем недавно ездит Андрей с Максимычем и Тимофеем, а хоть сейчас можно переводить в помощники машиниста. Для помощника что главное? Топить. Иной всю жизнь ездит за левым крылом, а ТОПИТЬ ПО-настоящему не умеет — то пар теряет, то плавит предохранительные пробки. Большое это искусство — быть хозяином огня и воды, поддерживать правильный режим работы котла. Андрей с этим делом справляется, хотя специально и не обучался. Перенимал от Тимофея, стараясь как можно чаще подменять его.