Гагаи том 1

И Фросе стало страшно за Андрея. Однако она и сейчас почему-то уверена в том, что Андрей жив, что с ним ничего не случится. Какой-то внутренний голос постоянно убеждает ее в этом. И ей остается ждать встречи с любимым. Вернее, делать все от нее зависящее, чтобы приблизить День Победы.

Потом Фрося думала о брате своем — Егорке. С начала войны от него нет никаких вестей. Еще при немцах прошел слух, будто Егор участвовал в танковом рейде на Гришино. Слышала Фрося об этом отчаянном рейде. Большой урон нанесли врагу промчавшиеся по его глубоким тылам бронированные машины. Но кончилось горючее, боеприпасы, и весь отряд был разгромлен. Вот тогда, говорят, видели раненого Егора среди военнопленных. Так ли это? Или, может быть, кто-то обознался?..

Вспомнилась Елена. Где она теперь? Что делает? Они расстались со слезами на глазах. Но глаза Елены уже не были пустыми, заледенелыми, как тогда, в первые дни после гибели Тимофея. Она нашла в себе силы возвратиться к жизни.

Опять обозвался церковный колокол, созывая прихожан. Он не гремел набатом. В нем звучал стон. Фрося раздраженно повела плечами: давнишний спор с отцом Феодосием обернулся не в ее пользу. Совсем было отошедшие от церкви люди снова пришли к ней. Вот и мать, не отличавшаяся набожностью, теперь не пропускает ни одной службы. Все молится: за упокой души Тимофея и некрещеного своего внучонка, ее, Фросиного, сыночка, погибшего при родах, а воинам Андрею, Егору и Сергею просит многие лета, здоровья, сил в их ратном многоопасном труде. Она, как и многие тысячи матерей, отправивших на войну своих близких, ищет утешения. Разве можно упрекать, ставить это им в вину?!

Фросе нужен был диплом — собиралась устраиваться на работу и не могла попасть к себе в комнату. Теперь жди, когда возвратится мать.

Но тут же Фрося подумала, что потеряет гораздо меньше времени, если сходит за ключом, и быстро направилась к калитке.

...Церковь не вмещала всех желающих присутствовать на службе. Дверь была распахнута и многие стояли на улице — старики, высвечивающие розовыми лысинами, старухи, женщины: и постарше, и совсем молодые. Слушали голос, доносящийся из церкви, крестились. Фрося подошла ближе, высматривая мать или бабку Пастерначку. Ее слуха коснулись слова отца Феодосия:

— Кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет! Так возгласил приобщенный к лику святых князь русский Александр Невский. И наши пращуры разгромили немецких псов-рыцарей на льду Чудского озера. Светлейшему князю, патриоту земли родной Александру Невскому — вечная память!

— «Вечная память, вечная память, вечная па-а-мять!» — подхватил хор.

— Слава воинам-освободителям! Слава праведному оружию! — провозглашал отец Феодосий. — За победу над фашистским супостатом господу помолимся!

И хор вторил ему:

— «Господу помолимся, господу помолимся, господу помо-лим-ся!» «Что это? — дивилась Фрося. — Так вот, оказывается, в чем дело, вот как привлекает людей. На беде народной...:»

К хору присоединились прихожане, закланялись, истово закрестились.

Наконец-то покинул свое убежище Илларион Чухно. Его с трудом узнавали односельчане — оброс усами, бородой, из-под которых проглядывала землистая бледность лица. Глаза ввалились, запали.

— Отсиделся-таки, — говорила Мотька. — Завшивел весь... Чи в богослужители метит? Вон гриву какую отрастил.

А Илларион был рад и счастлив, что остался жив, что минула для него лихая година. Прокатился огненный вал и в одну и в другую стороны, не коснувшись его, не опалив. Это главное. И теперь он может не бояться — уходит война на запад, откуда пришла. И обошлось без него, Иллариона Чухно...

Только прошиб Илларион. Вызвали его, как многих других мужчин и подросших за время оккупации ребят, в полевой военкомат.

Левая рука капитана, срезанная осколком мины, осталась в плавнях Днестра. Пустой рукав гимнастерки прижат к боку ремнем. Немецкий «вальтер» сдвинут вперед — так капитану удобнее им пользоваться. Несмотря на увечье, военком выглядел молодцевато — широкий в плечах, высокий, подтянутый. У него колючие, отдающие лихорадочным блеском глаза. Он медленно шел вдоль нестройной шеренги мобилизованных, остановился перед Зосимом.

— Фамилия?

— Сбежнев, — вытянулся Зосим.

— Год рождения?

— Двадцать пятый.

Прикинув, что в начале войны этому парнишке было всего шестнадцать лет, военком проронил:

— Выбухал... По виду давно надо бы в армию.

— На немецких харчах разъелся, — ядовито вставил Илларион Чухно.

Капитан окинул Зосима недобрым взглядом.

— Фашистам служил?

Зосим растерялся. Ему пришел на выручку Ленька Глазунов.

— Не служил он фашистам, товарищ капитан. Отец его подпольщикам помогал, даром что старостой был. А мы сведения собирали...

— Могу подтвердить, — вмешался Анатолий Полянский.

Военком задержался возле него.

— А ты что делал при немцах? Небось тоже партизанил? — спросил не без иронии. — Почему не в армии?

Анатолий выставил руку с оторванным пальцем.

— Из-за этого не взяли, — сердито сказал. — Вот такой и отказал... Остался необученный.

— Ничего, передовая научит.

— И то правда, — мрачно согласился Анатолий. — Мне в Германию надо...