Гагаи том 1

Этот ершистый малый, дерзко уставившийся в его глаза, вызвал у военкома симпатию. И капитан подмигнул ему.

— Как раз туда путь держим, парень. В Германию...

— А меня, товарищ военком, ошибочно вызвали, — заговорил Илларион Чухно. — У меня броня.

— Какая еще броня?.. Отменяю.

— Хворый я, — испугавшись, стал доказывать Илларион. — Меня эвакуировали...

— Почему же здесь остался? Что делал?!

— Я — на меня... — запинаясь проговорил Илларион, — никто пальцем не укажет, как на некоторых.

— В погребе сидел, — презрительно уточнил Ленька Глазунов. — От войны прятался.

Военком резко обернулся к Иллариону.

— Шкуру спасал? Значит, пусть кто-то гибнет, отвоевывая тебе свободу, а ты — к бабе под подол?

— Хворый я, — упрямо повторил Илларион.

— Верно, бледноват, — отозвался военком. — Но это не беда. Руки, ноги есть, глаза видят — порядок. Когда ни днем, ни ночью не будет над головой крыши, быстренько задубеешь. — И сурово добавил: — Не вздумай в бега удариться, дядя. Под трибунал угодишь...

Их отправили в тот же день. Они уехали, чтобы своей жизнью и смертью приблизить Победу. Не было торжественных проводов, оркестра, речей. Скорбно стояли у вагонов матери, жены, сестры. В их глазах — тревога и надежда. Из раструба громкоговорителя рвалась на простор многоголосая, зовущая к ратным подвигам песня:

...Пусть ярость благородная вскипает, как волна.
Идет война народная, священная война...

Еще на Ворошиловградщине повеяло на Тимофея родным донецким духом. А поезд все глубже втягивался в центральный Донбасс. Уже со всех сторон и в отдалении маячили задумчивые потухшие терриконы и подступали вплотную к самому железнодорожному полотну. Проследовали Углегорск. Здесь Тимофей лежал тяжело раненный. Отсюда его вывезли. Он оказался на одной из двух машин, которым удалось прорваться сквозь кольцо окружения в ту далекую осеннюю ночь сорок первого года. Здесь разошлись его пути с Еленой. Он лежал в госпитале за Каспием. В Красноводске, Долго болел. Но все же встал на” ноги. Его попытки разыскать жену ни к чему не привели. За Уралом, куда двигались эвакуированные, огромная страна. Затерялась где-то Елена, как иголка в стоге сена.

А война продолжала бушевать. Только ее заставили покатиться вспять. Тимофея снова послали на паровоз. Водил поезда, продвигаясь вслед за фронтом. Подвозил боевую технику, снаряды, мины, авиабомбы, воинские подразделения.

За все время только однажды Тимофей встретил земляка. На станцию Беслан подал он паровоз под санитарный поезд. Подвозили раненых, и он смотрел, как их переносят из машин в вагоны. Вот тогда его и окликнул с носилок Санька Сбежнев.

«Дядя Тимофей, — позвал слабым голосом, — Дядя Тимофей!..»

Сколько радости было в этом возгласе, в глазах, затуманенных болью! Тимофей кинулся к нему, словно к родному...

Это уже вторично ранило Саньку.

«Ничего, — говорил он, морщась, — и я им дал «прикурить».

От Саньки Тимофей узнал, что Сергей тоже воюет где-то на юге, и разволновался. Ведь Сергей был за Полярным кругом. Как он мог здесь оказаться?

«Не знаю, — сказал Санька. — Ромка Изломов говорил. Ромка его под Кантышево видел. На отдыхе. В морской пехоте Сергей. С севера их будто перебросили».

Да-да. Тимофей вспомнил: доставлял он к фронту батальон морских пехотинцев — якоря на рукавах гимнастерок нашиты, тельняшки на груди виднеются... Значит, Сережка был среди них! А он, отец, не знал. Вез в самое пекло сражений и не повидался!!!

«Будто в первом же бою отличился, — продолжал Санька. — Фрицы положили батальон и ну выкашивать. С фланга крупнокалиберные пулеметы ударили. Кинжальным огнем. Под бронированным колпаком, гады, укрылись. Тогда Сергей снял их гранатами... Командир дивизии орден ему свой навесил — Отечественной войны. Ромка так говорил...»

Это было год назад, в предгорьях Кавказа. Гитлеровцы рвались к перевалам, к Грозному, к бакинской нефти... Уцелел ли Сережка? И Санька? «Дядя», — окликнул его. Вырос. Стал многоопытным солдатом. А ведь мальчишка. Такой же, как и Сергей. Как тысячи других мальчишек, на чью долю выпало повторить юность своих отцов, грудью защитить добытое в Октябре семнадцатого года, защищенное в огне гражданской войны, созданное волей и силой партии, народа за годы Советской власти. И Тимофей всем сердцем, всей любовью отцовской желал им счастливой солдатской судьбы...

Было когда-то у Тимофея два дома: тот, в котором жил, и дом на колесах. Сейчас один остался — паровоз. Днюет на нем Тимофей и ночует, Несет бессменную вахту. Вчера в одном депо экипировался, сегодня — в другом. И все ближе, ближе к своим родным краям...

Ведет Тимофей состав, и волнение все больше овладевает им. Вот и Ясногоровка осталась позади. Промелькнули развалины построенного перед войной вокзала. Здесь работают женщины, ребятишки. Растаскивают битый кирпич, расчищают площадку... Там вон путевая бригада заделывает воронку, оставшуюся после взрыва авиабомбы.