Гагарина, 23. Тени последнего лета

– Положу. Да шут с ним, с этим домовым. Вот что про разлучницу скажете, а, баб Поль, что делать-то?

– От соперницы можно избавиться отсушкой. Возьмёшь фотографию разлучницы и свечку чёрную восковую.

– А где же я её возьму? – всполошилась Лиля.

– Фотографию или свечку? Свечку я дам, а фото раздобудь. Не перебивай. Значит, так. В доме никого не должно быть. Обряд нужно проводить ночью. Разденься догола, крестик, если носишь, – сними, положи на стол фото, на фото поставь свечку и подожги. Ножницами (заранее рядом положи) начинай резать пламя. Будешь резать и приговаривать… записывай заговор, вот, на листочке, – у бабы Поли в руке будто из воздуха появились тетрадный лист в линейку и прижатый к нему карандаш, – что ты рот открыла, пиши:

«Отрезаю пламя черной свечи, на черную тоску, на разлуку, на скуку.

Отрезаю раба Божьего (имя мужа) от рабы Божьей (имя разлучницы).

Ты ходи, раба Божья (имя разлучницы), по земле, живи в стороне.

Раба Божьего (имя мужа) не трогай, не подходи до его порога, не гневи Бога.

Чужого мужа не желай и его возвращай. Аминь».

После «Аминь» пламя больше не режь, потому как слово это священное.

Высунув от старания кончик языка, Лиля закончила писать:

– Спасибо! Когда муж будет в ночь работать, дочку к сестре погостить отправлю и всё сделаю.

– Ишь ты, быстрая какая. Дослушай до конца. Фото потом подожги от пламени свечи, пепел собери и развей по ветру. Свеча должна догореть, её огарок храни в укромном месте. Он будет работать как оберег, и пока он будет храниться, муж к разлучнице не вернётся. И ещё – «спасибо» за ворожбу не говорят!

– Да-да, простите, я забыла, – Лиля вытащила из лифчика смятую купюру и положила на стол. Красная десятка слилась с пёстрым рисунком кухонной клеёнки.

Провожая посетительницу до ворот, баба Поля как бы между прочим сказала:

– Ты всё-таки подумай, стоит ли делать отсушку, небось и нет ничего, а если и есть, то не серьёзное. Может, сама в чём виновата? Люди сходятся, когда им хорошо вместе, и расходятся – когда плохо… идут жить к тому, с кем легче.

– Так я ж, чтоб семью сохранить! – убеждённо ответила Лиля.

– Ну смотри сама, только знай, что за всё придётся расплачиваться.

– Я же заплатила десять рублей!

– Ой, дурная, ничего ты не поняла. Иди, иди! – знахарка захлопнула ворота.

***

– Чё, молодёжь, делаем? – изнывающая от скуки Шапа столкнулась с Тимуром и Аей на лестничной площадке.

– Да так, ничего, на улицу идём погулять, – пожал плечами Тимур, удивлённый вниманием соседки-хулиганки.

– Чё там делать на этой улице? – скривилась Шапа.

Над ними, на чердаке, что-то упало. Все посмотрели на крышку люка в потолке, переглянулись.

– Может, птицы шумят? – ответил Тимур на незаданный вопрос.

– А чё думать, айда, посмотрим, – Шапа смело полезла по железным перекладинам вертикальной лестницы.

Тимур и Ая переглянулись – а ведь интересно, что там – надо посмотреть.

Чердак встретил тишиной, сладковатым запахом от нагретого дерева перекладин. Снаружи, на крыше, гулькали, вспархивали голуби. Ребята шли по мягкому ковру из многолетней пыли, перешагивая через разбросанные куски труб и битого кирпича. Настороженно осматривались – в углах, где двускатная крыша соединялась с полом, сгустился мрак. Столпились у чердачного окна – вдали виднелась крыша школы, спрятавшейся за деревьями яблоневого сада.

– Так что здесь бахнуло, я так и не поняла? – Шапа вынула из-за пояса брюк смятую пачку сигарет и коробок спичек. – Покурим? – деловито прикурила, затянулась и, запрокинув голову, выпустила изо рта несколько колец дыма.

Тимур и Ая понимали, что если откажутся, то навсегда останутся сопляками для неожиданно обратившей на них внимание Галки Шапкиной. А Шапа – это сила, её уважали и побаивались самые отпетые хулиганы из средних классов, старшеклассники брали в свои компании.

Каждый взял по сигарете и прикурил от огонька в Шапиных ладошках. Тимур закашлялся, а Ая – нет. Неумело держа в пальцах белые палочки, смешно затянулись. Головы закружились. Галкино лицо с наливными прыщами под толстым слоем маминой крем-пудры «Балет» улыбалось, расплывалось, подрагивая, как воздух в знойном мареве.

– А давайте здесь штаб устроим! – предложила бандитка, – наше тайное место. Получится как в книжке «Тимур и его команда». Будем собираться, обсуждать, как помочь одиноким бабушкам. – И громко захохотала.

Сигареты быстро истлели. Шапа вытащила из кармана несколько лавровых листьев, показала, как жевать. С улицы, снизу, послышались звуки ссоры – две женщины выясняли отношения. Девчонки высунулись из окна, чтобы расслышать из-за чего шум. Тимур почувствовав на себе взгляд, обернулся. Между балками что-то промелькнуло. Присмотрелся. Из чердачного сумрака показалась лысая голова с мерцающими белым монетами глаз.

– Идти надо, зубы почистить, пока бабуля домой не пришла, – Тимур спешил, представляя, как расскажет Авруму о том, что увидел на чердаке.

– Бабулин внучек, – съехидничала Шапа.

– Если она унюхает, то быстро вычислит, с кем мы курили, – Тимур попытался взять соседку на испуг. Ему это удалось.