– Я, кажется, задержал вас, сэр, – сказал полковник, обращаясь к Глоссину. – Я хотел уговорить мисс Бертрам отказаться от своей неприязни и все же выслушать вас ввиду важности обстоятельств, которые вы имеете сообщить ей. Но я убедился, что после недавних событий, которым не так легко изгладиться из памяти, личная встреча с мистером Глоссином для нее невозможна, и с моей стороны было бы жестокостью на этом настаивать; поэтому мисс Бертрам и поручила мне выслушать ваши притязания или предложения – словом, все, что вы хотели сообщить ей.
– Гм! Гм! Очень жаль, сэр, очень жаль, господин полковник, что у мисс Бертрам могло появиться такое предубеждение против меня, даже одна только мысль, что я...
– Сэр, – сказал непоколебимый Мэннеринг, – там, где никого не обвиняют, нет надобности и в оправданиях. Есть ли у вас возражения против того, чтобы сообщить мне, как временному опекуну мисс Бертрам, те обстоятельства, которые, судя по вашим словам, ее близко касаются?
– Нет, что вы, господин полковник! Вряд ли она могла бы избрать для этой цели человека более достойного и вряд ли мне хотелось бы с кем-нибудь, кроме вас, поговорить обо всем с полной откровенностью.
– Не угодно ли вам перейти прямо к делу?
– Право ж, не так легко все рассказать сразу. . Но мистеру Хейзлвуду вовсе незачем уходить отсюда, я ведь желаю только добра мисс Бертрам и хочу, чтобы весь свет об этом узнал.
– Мой друг мистер Чарльз Хейзлвуд вряд ли захочет слушать то, что никак его не касается, и теперь, когда он нас оставил одних, я попрошу вас покороче изложить мне суть вашего дела. Я солдат и не терплю околичностей и обиняков.
С этими словами он выпрямился, сел и стал ждать, что ему скажет Глоссин.
– Сделайте милость, взгляните на это письмо, – сказал
Глоссин и передал полковнику послание мистера Протокола, решив, что этим путем он скорее сможет перейти к сути дела.
Мэннеринг прочел письмо и тут же вернул его, записав себе в памятную книжку фамилию адвоката.
– Об этом нам говорить нечего. Я позабочусь об интересах мисс Бертрам.
– Но… но знаете, господин полковник, есть еще одно обстоятельство, о котором только я один вам могу рассказать. Эта леди, миссис Маргарет Бертрам, как мне доподлинно известно, сделала завещание в пользу мисс Люси
Бертрам в то время, когда она гостила в Элленгауэне у моего покойного друга, мистера Бертрама. Домини – так мой покойный друг всегда называл мистера Сэмсона – и я, мы вдвоем были тогда свидетелями. И старуха имела право так поступить, потому что она тогда уже унаследовала
Синглсайд, хоть поместье и было передано в пожизненное пользование старшей сестре. Такова уж была прихоть старика Синглсайда. Чудак стравил на этом деле своих двух дочерей, как двух кошек. Ха-ха-ха!
– Пусть это и так, – сказал Мэннеринг, даже не улыбнувшись, – но давайте вернемся к делу. Вы говорите, что эта леди имела право завещать свои владения мисс Бертрам и что она их ей действительно завещала?
– Это доподлинно так, господин полковник, – ответил
Глоссин. – Должен сказать, что я разбираюсь в законах: я их много лет изучал, и; хотя я теперь от этого отошел и решил пожить в свое удовольствие, я никак не могу пренебрегать знанием, которое для меня дороже всех земель и всех замков, знанием законов. Ведь еще в старой песенке говорится:
Ничего, не все еще потеряно. Законы нам еще пригодятся, чтобы друзьям помочь.
Глоссин продолжал говорить в таком же духе, считая, что произвел благоприятное впечатление на Мэннеринга, и действительно, полковнику стало казаться, что все это весьма важно для мисс Бертрам; поэтому он преодолел искушение вышвырнуть Глоссина через дверь или через окно. Усилием воли он обуздал свое негодование и решил все выслушать хоть и холодно, но терпеливо. Поэтому он дал Глоссину возможность закончить свои хвастливые излияния и тогда только спросил, не знает ли он, где в настоящее время находится завещание.
– Знаю… то есть, по-моему… словом, я рассчитываю найти его. . В таких случаях душеприказчики ставят обычно некоторые условия...
– За этим дело не станет, – сказал полковник, доставая бумажник.
– Нет, сэр, вы меня не так поняли. Я сказал, что кое-кто мог бы предъявить такие требования, то есть оплату своих расходов, беспокойства и прочего, но я, со своей стороны, хотел бы только, чтобы мисс Бертрам и ее друзья уверились, что в ее деле я руководствуюсь благородными намерениями. Вот это завещание, господин полковник! Я почел бы за счастье лично передать его в руки мисс Бертрам и поздравить ее с приобретением всех благ, которые оно сулит ей. Но коль скоро она так предубеждена против меня, то мне остается только передать мои пожелания через вас, господин Мэннеринг, и заявить, что, если понадобится, я смогу засвидетельствовать это завещание сам. Имею честь откланяться, сэр.