Гайда!

Перед его глазами мелькают пшеничные поля, зеленые деревья, извилистые речушки и еще много чего интересного. Аркаша отрывает взгляд от окна, поворачивает голову в сторону, откуда доносится плач, и видит рядом с собой плетеную люльку, края которой прикрыты белой, отороченной кружевами материей. Именно из плетенки, на дне которой лежит крошечный младенец, завернутый в светло-зеленую с розовыми цветочками фланелевую ткань, доносится этот душераздирающий крик.

Аркаша обводит взглядом купе и замечает своих родителей. Мама, облаченная в свое любимое синее платье с белым, под горлышко воротничком и мелкими пуговичками под ним, сидит на одной с мальчиком скамье – с другой стороны люльки, в которой надрывается ребенок. Папа – как всегда летом в рубахе-косоворотке и серых брюках – напротив них. На коленях Петра Исидоровича, обхватив его за шею, уютно устроилась светленькая девочка лет трех, одетая в легкое, украшенное кружевами и бантиками белое платьице.

Аркаша узнает в девочке Талю и не может понять, почему она такая маленькая. Если сестренке годика три, тогда сколько же ему? И кто же заливается громким плачем в люльке? Получается, что Оля! Когда Тале было чуть больше трех, а ему – четыре с половиной года, она только-только появилась на свет.

Странно, что никто не успокаивает малышку! Ну, ладно папа – у него на руках Талочка. Но почему бездействует мама? Аркаша смотрит на мать и удивляется случившимся с ней переменам – всегда живой, искрящийся взгляд ее красивых, обрамленных черными ресницами глаз кажется холодным и потухшим. Лишь чуть приподнятые будто в легком недоумении брови едва заметно подрагивают и придают ее бледному, неподвижному лицу выражение, в котором читается один единственный вопрос: «Как мне жить дальше?»

Мальчик снова переводит взгляд на отца – у того тоже какой-то странный, подавленный вид. Попытка заговорить с родителями ни к чему не приводит: язык не слушается Аркашу, он не может произнести ни «папа», ни «мама».

Все быстрее и быстрее стучат колеса поезда. И вот он уже мчится на всех парах, стремительно унося сидящих в нем людей все дальше и дальше от оставшейся где-то позади, в еще совсем недавнем прошлом, жизни…

«Адя! – словно откуда-то издалека слышится голос Петра Исидоровича. – Адя, сынок, ты приехал?»

Аркаша поднимает голову со стола, с трудом раздирает слипнувшиеся веки и видит перед собой отца, одетого в пехотную шинель. На голове у него ладно сидит серая каракулевая папаха.

Доносившийся из-за двери шум и голоса хозяев дома окончательно разбудили мальчика. Он вскочил со стула и бросился к отцу. Петр Исидорович сжал сына в объятиях.

Через несколько минут они уже сидели за столом на небольшой чистенькой кухоньке вместе с Афанасием Тихоновичем. От накрытого полотенцем, только что вытащенного из печки чугунка шел восхитительный запах вареной картошки. На столе на этот раз, кроме огурцов, стояли миски с солеными грибами, квашеной капустой и тертой редькой, сдобренной постным маслом. Варвара Ивановна принесла начищенный до блеска медный самовар и поставила его на середину стола.

– Ох, рано я уселся! – хлопнув себя по лбу, сказал Петр Исидорович. – Совсем забыл от радости!

Он встал со своего места, вышел из кухни и через минуту вернулся с какими-то свертками в руках.

– Вот, хозяйка, – обратился он к Варваре Ивановне, – давайте-ка все на стол!

Еще через минуту к домашним разносолам прибавились белоснежное, с розоватыми прожилками сало, банка мясной тушенки и белый хлеб, который изредка, но появлялся в лавках города. Кулек с конфетами отложили пока в сторону – к чаю.

– Разжился деликатесами в честь приезда сына, – разоткровенничался Петр Исидорович. – Пришлось у товарищей клянчить. Свой-то паек еще не получил. Да, если честно, и не до этого сейчас. Вот-вот первый эшелон будем отправлять, а дел еще невпроворот.

– Да уж скорей бы их отсюда выдворили, весь город заполонили, – сказал Афанасий Тихонович.

– Это вы про чехословаков? – поинтересовался Аркадий.

– Про них, про кого же еще, – ответил старик. – Все едут и едут, едут и едут. Уж, почитай, целая армия к нам в Пензу перебралась. Куда ни глянь – везде они.

– А что – сильно надоели? – улыбнулся Петр Исидорович. – Чем они вам так уж не угодили?

– Так сколько продовольствия съедают! – возмутился Афанасий Тихонович. – Его и так не хватает, того и гляди, голод начнется, а тут еще и они население объедают!

– И девки наши с ними гуляют! – поддержала мужа Варвара Ивановна. – На днях сама слышала, как сосед наш, Анатолий, на дочку свою, Любку, орал. Грозил ремнем отстегать, если еще раз с ихним Томасом – или, как его там! – Томашем ее увидит.