Гайда!

Тогда он только посмеялся над девчонками – надо же такое выдумать: свидание! Ну, постояли где-то там мама с Шуркой несколько минут, поговорили. У них что – тем для разговора нет? Шурка, как и их отец, всю войну прошел. И он тоже большевик! При Керенском даже четыре месяца в тюрьме сидел за большевистскую агитацию в армии, пока его после октября не освободили. Зина ведь сестра его родная, все это знает, и такую ерунду про брата болтает!

И вообще у Шурки жена есть – Евгения, на телеграфе работает. Она столько лет его с фронта ждала! И потом – если уж на то пошло – молодой больно Субботин для их матери. Она ведь лет на десять его старше, или около того. У нее детей четверо, а у Субботиных одного даже нет – из-за войны родить не успели.

«В общем, ерунда все это», – поразмыслив над девчачьей болтовней, сделал вывод Аркаша.

Потом ему почему-то вспомнились слова Тали о матери: «Никогда ее не прощу!» Почему сестра так сказала? Может, знала что-то такое, чего не знал он, ее старший брат?

«А что если, и правда, Субботин?» – подумал Аркадий и тут же отбросил это предположение как бредовое.

Он посмотрел в окно поезда, за которым начинало смеркаться, и только сейчас увидел, что состав давно уже набрал скорость. В вагоне было многолюдно, грязно и душно. Многие мужики дымили. Аркадию почему-то вдруг вспомнился сон, который приснился ему в Пензе.

«Вот бы оказаться сейчас в вагоне из этого сна! Занавесочки на окнах чистенькие, накрахмаленные, в купе никаких чужих людей, только мама, папа и сестры, – размечтался он. – Правда, Оля плачет… Но она ведь своя. И, в конце концов, ее кто-нибудь успокоит…»

Аркаша снова представил себе картинку из разволновавшего его сновидения – такого красочного, явственного, что, казалось, будто это и не сон вовсе, а самая настоящая реальность, только почему-то временно исчезнувшая из памяти, а потом вновь появившаяся, всплывшая откуда-то из глубины его сознания.

Под стук колес он незаметно задремал, но неожиданно содрогнулся всем телом так, что чуть не свалился с сиденья. Он подумал, что это поезд то ли резко тормознул, то ли просто дернулся на стыке рельсов, но по лицам других пассажиров, многие из которых продолжали мирно дремать, понял, что никто из них ничего подобного не ощутил. У Аркадия же дремота вмиг исчезла. И причиной тому стал не рывок поезда, а появившаяся у него в голове мысль о том, что картинка, которую он принимал за сновидение, скорее всего, никакой не сон, а обрывок какого-то его детского воспоминания – одного из тех, которые порой открывала ему память…

/1/. Чехословацкий Национальный Совет (СХНС) –организация, основанная чешскими и словацкими эмигрантами во время Первой мировой войны для освобождения своей родины от Австро-Венгрии.

/2/. «pas très bon» – не очень хорошо.

7.

– Между прочим, я в «Правде», в разделе «Хроника», заметку видел, в которой написано, что пятьдесят тысяч чехословаков перешли на нашу сторону. Только это было давно, кажется, в начале марта, – выслушав Аркашин рассказ о событиях в Пензе, сказал Березин. – Я тогда особого значения этой информации не придал. Да и заметка была слишком короткая, ничего из нее толком не понять.

– Ну вот! – обрадовался Аркадий. – Это как раз про чехословацкий корпус и писали! Просто без всяких там подробностей, потому что многое в этом деле еще было неясно.

– Не знаю, в чем тут дело, но что-то не верится, что пятьдесят тысяч легионеров – все, как один, – на нашу сторону переметнулись. А уж если перешли, то и вступали бы в Красную армию. Зачем ехать куда-то? Что-то тут не так, – засомневался Николай. – Ты как считаешь?

Аркадий задумался. Прежде чем ответить, он какое-то время смотрел на заметно посветлевшее небо над верхней частью города, будто наблюдал за тем, как темная апрельская ночь сменяется предрассветными сумерками, потом согласился с Березиным:

– А ведь ты, Колька, прав. Мой отец тоже так думает – не все они на нашу сторону встали. Многие на большевиков косо смотрят. И оружие ох как не хотели сдавать, только ничего поделать не могли! Да и осталось у них его немало. Так что неизвестно еще, чем это их передвижение по нашей стране обернется.

Он снова посмотрел на восток – туда, где на светлеющем небе занимались первые отблески утренней зари, и подумал о том, что в той стороне по самой длинной в мире железнодорожной магистрали двигаются десятки эшелонов, над многими из которых в эту самую минуту светит уже поднявшееся над горизонтом солнце.

Аркадий даже предположил, что состав, выехавший из Пензы первым, возможно, уже достиг пункта назначения. Остальные наверняка растянулись по всему Транссибу. Оставшиеся в городе эшелоны ждут своей очереди. Вот отправят последний поезд с чехословаками, и его папочка вернется домой. Он очень надеялся, что ничего этому не помешает, но какое-то тревожное чувство – то ли сомнения, то ли страха – не покидало его мысли и сердце.

И, как оказалось, не напрасно.