Аркадий узнал голос матери и подумал: «Выходной, что ли, у нее?»
Он потянулся, упираясь ногами в диванный валик, потом резко скинул с себя одеяло и сел. Поискал глазами одежду, которую после ночного дежурства по городу небрежно бросил на стоявший рядом с диваном стул, и, потянувшись за ней, услышал продолжение разговора.
– Ужас что творится, – сказала Дарья. – Деньги обесцениваются, мануфактуры совсем нет, продуктов не хватает. Когда это такое было, чтобы хлеб в лавках пропадал? Кончится когда-нибудь это безобразие или нет?
– Когда-нибудь кончится, – успокоила ее Аркашина мама. – Все рано или поздно кончается. Мы сейчас в тяжелом кризисе, но правительство все меры принимает, чтобы исправить положение. Вот как ты думаешь, почему крестьяне хлеб прячут?
– Так купить-то на вырученные средства нечего, – ответила Дарья. – Не то что плуг какой, гвоздя не сыщешь. Пока что-нибудь нужное раздобудешь, деньги обесценятся.
– Верно! – согласилась Наталья Аркадьевна. – Поэтому правительство решает теперь вопрос о том, как обеспечить крестьян предметами первой необходимости, чтобы у них был стимул продавать хлеб и другую свою продукцию. Об этом Совнаркому докладывал товарищ Цюрупа. По этому вопросу готовится соответствующий декрет.
«Ну, мамочка дает! – улыбнулся про себя Аркаша. – Интересно, сама научилась так хорошо в текущих событиях разбираться или ей кто-то помог?»
Решив, что обязательно выяснит это позже, он продолжал слушать разговор двух женщин.
– Говорят, на днях солонину завезут – к Пасхе. Прошлый раз по рубль двадцать была, а сейчас и не знаю почем будет. Все дорожает и дорожает, – продолжала жаловаться Дарья. – Да ладно, дорожает – хоть бы чего досталось.
– Надеюсь, достанется, – сказала Наталья Аркадьевна. – Шура слышал, что солонины продколлегия пять центнеров получила. А мукой город недели на две обеспечен.
Аркаша, только что натянувший брюки, застыл с рубашкой в руках.
«Шура слышал…», – эхом отозвались в его голове слова матери.
Тут же стремительно, наскакивая одна на другую, закрутились мысли: «Какой еще Шура? Субботин, что ли? А какой же еще! Конечно, он! Неужели Талка была права, когда говорила, что мама с ним встречается?»
Стараясь не шуметь, Аркаша подошел к двери, которая никогда не закрывалась плотно, и замер на месте. С минуту на кухне стояла мертвая тишина. Потом он услышал тихий голос Дарьи:
– Наташенька, опять ты с ним? Ну что ты делаешь! Опомнись. Не сегодня-завтра Петя вернется. Что ты ему скажешь?
– Скажу все как есть! – отрезала Наталья Аркадьевна. – Скажу, что полюбила другого человека и что он меня тоже любит! Да Петя и сам все давно понял – я писала ему, что мы уже никогда не будем вместе. Так что между нами все кончено.
– Наташенька, – взмолилась Дарья, – ну, подумай обо всем хорошо. Он ведь женат, этот твой Шура.
– Знаю, что женат. И жену его знаю – она очень хорошая женщина, – немного смягчилась Наталья Аркадьевна, – но ничего не могу с собой поделать. Ты понимаешь, что я люблю его! Люблю!
– Да где уж мне, старой деве, это понять, – вздохнула Дарья. – Но ты бы хоть о детях подумала, Наташа. Что с ними-то будет?
Ответа на этот вопрос Аркаша ждать не стал. В одно мгновение вся кровь прилила к его щекам, и они запылали как первомайские полотнища, которые в Совете приготовили к предстоящей маевке. Со всей силы Аркаша стукнул ногой по двери, отчего та чуть было не сорвалась с петель, и, так и не надев рубашку, влетел на кухню. Глаза его горели яростью, губы, казавшиеся совсем белыми на пылающем лице, мелко дрожали.
– Ты… Ты… – начал он со злостью и… осекся.
Слова, которые готовы были сорваться у Аркаши с языка, застряли в горле. Конечно, его мама поступает плохо. Да что там плохо – она совершает подлость по отношению к своему мужу, к детям, которые ее так любят! Это даже хуже, чем подлость, – это предательство! Но она – его мама, и он любит ее так же сильно, как и папу.
В душе Аркаши шла отчаянная, мучительная борьба между двумя переполнявшими ее чувствами – гневом и любовью. Судьей в этом ожесточенном поединке был он сам, но выявить победителя у него не получалось – боролись два равных по силе соперника.
Несколько секунд в крошечной кухне висело тяжелое молчание. Первой его нарушила Наталья Аркадьевна.
– Адя, Адечка, – ласковым голосом обратилась она к сыну, – ты уже большой мальчик и все понимаешь. Пойми и меня, свою маму…
Она протянула руку, чтобы погладить Аркадия по голове, но тот резко оттолкнул эту руку и выскочил из кухни.
Из дома он ушел, так и не пообедав. Во дворе играли Оля, Катя, Ваня Бабайкин и еще какие-то ребята. Аркаша проскочил мимо них, отмахнувшись даже от сестер, которые в один голос прокричали ему вслед: «Адик, ты куда?»
«Куда, куда! – мысленно передразнил он девочек. – Куда глаза глядят!»