Гайда!

– Товарищи! – сказал Федорцов. – Чтобы одержать окончательную и полную победу над врагами революции, чтобы защитить от них сознательных рабочих и крестьян, нашей Рабоче-крестьянской Красной армии нужно все больше войск. Для их пополнения в стране проводится всеобщая мобилизация. Но с этим не могут смириться разного рода контрреволюционеры, которые ведут враждебные действия против Советской республики. И в вашей волости оказались предатели, заслуживающие самого сурового наказания.

Федорцов показал на трех мужиков со связанными руками и, не дав толпе опомниться, продолжил:

– Вот они – эти заговорщики, которые подбивали вас на восстание: главный зачинщик Григорий Белогузов и его ближайшие помощники – Никита Аверьянов и Савелий Аввакумов. Днем и ночью они вынашивали свои преступные планы, целью которых было свержение законной власти!

– Да ни к какому восстанию мы не подбивали, – подал голос один из арестантов. – И к свержению власти не призывали. Мы…

– Это ты-то, Белогузов, не призывал? – перебил его Колосов. – А кто мужиков наставлял, чтобы в большевистскую армию не шли? Не ты ли и твои дружки-заговорщики?

– А кто в семнадцатом призывал солдат штыки в землю втыкать и по домам возвращаться? – огрызнулся арестованный. – Кто обещал закончить войну и дать крестьянам землю и мир? Разве не большевики?

– Тогда партия большевиков призывала закончить войну, развязанную империалистами, – ответил за Колосова Федорцов. – А сейчас идет другая война – гражданская. И развязали ее не большевики, а те, кто хочет задушить власть рабочих и крестьян – буржуи и белогвардейцы, которых поддерживают бывшие союзники царской России из Антанты. С ними сейчас сражается наша молодая Красная армия. А такие, как ты, Белогузов, саботируют принятый ВЦИК декрет о всеобщей мобилизации. Значит, выступают против Советской власти.

– Да мы по четыре года отвоевали, а вы опять нас в армию призываете! – не сдавался Белогузов.

– За царя-то, знать, охотнее воевал, а Григорий? – съязвил Колосов. – До прапорщика дослужился, «Георгия» получил.

– За Россию я воевал, а не за царя, – гордо сказал Белогузов и, подняв голову вверх, устремил свой взор на легкие, пушистые облака, плывущие по нежно-голубому осеннему небу куда-то далеко-далеко, к самому горизонту.

На лице его появилось выражение странной, не естественной для той ситуации, в которой он находился, отрешенности. Григорий стал похож на человека, безразличного ко всему окружающему, и только эти чистые, воздушные облака, казалось, занимали все его мысли. Он будто чувствовал, что скоро, уже совсем скоро к ним присоединится его душа, и вместе с ними она поплывет в какую-то далекую, неведомую даль, откуда уже никогда не сможет вернуться на эту измученную, израненную людьми землю…

Аркадий тоже посмотрел на плывущие по небу облака, потом перевел взгляд на арестантов, двое из которых так и стояли, не проронив ни слова, и подумал:

«Вот почему так бывает? Вроде, в одной стране, в одно время живем, а совсем по-разному смотрим на одни и те же вещи! Сколько угодно людей и Советы поддерживает, и в Красную армию идет. И не только по призыву, но и добровольцами. Тот же Степка Жорин – хоть человек-то он не больно хороший – не сегодня-завтра окажется в строю красноармейцев. Да и мы с Петькой Цыбышевым хоть сейчас в армию записались бы, если бы возраст позволял! И отец мой – всю войну прошел, а сейчас снова на фронте. А эти? Навоевались они, видите ли! А кто за них должен рабоче-крестьянскую власть от буржуев защищать? Правильно Федорцов говорит – предатели они и белогвардейские прихвостни! Сами закон нарушают и других к этому подбивают. Ну, и как с такими прикажете поступать?»

Крутившиеся в голове мысли на какое-то время отвлекли Аркадия от происходящего – он пропустил мимо ушей заключительное выступление Федорцова и, вернувшись к действительности, услышал только последнюю произнесенную им фразу:

– …предатели революции, пособники буржуазии, организаторы контрреволюционного заговора Белогузов, Аверьянов и Аввакумов немедленно подлежат расстрелу!

Толпа всколыхнулась, ахнула, и тут же из этого всеобщего, еще не успевшего погаснуть возгласа вырвались другие звуки: громко заголосили какие-то бабы, заплакали от испуга дети, что-то ругательное выкрикивали в адрес властей некоторые из мужиков.

«Да что ж это делается-то, люди?», «Никитушка, сынок, кровиночка моя…», «Креста на вас нет, ироды!», «Савушка, Савушка!», – доносились до слуха Аркадия восклицания людей, устремившихся к подводе, возле которой стояли арестанты.

«Родственники, наверно», – мелькнула в его голове мысль.

В то же время он заметил, что основная масса людей, крестясь на ходу и таща за руки ребятишек, кинулась в рассыпную – кто-то бежал в ближайшие избы, кто-то по виляющим между домами тропинкам торопился покинуть Новый Усад и вернуться в свои деревни.

– А ну, стоять! – крикнул с подводы Рязанов и, подняв вверх руку с откуда-то появившимся в ней пистолетом, выстрелил в воздух.