Гайда!

– Ладно, Фома, пусть себе бежит. Ему ведь тоже жить хочется, – уговаривал он вырывающегося из рук кота. – Вот скажи, зачем его убивать? Ты ведь точно не голодный. Просто так? По привычке? Это плохая привычка, Фома. Просто так никто никого убивать не должен – ни звери, ни люди. Звери других зверей только тогда убивают, когда есть хотят. И люди тоже зверей убивают, когда пропитание себе добывают. А людей они убивают, когда защищаются от тех, кто на них нападает и может убить. Понял, Фомище-котище?

Аркадий, наконец, отпустил кота, который, выслушав наставления хозяина, понял только одно: его добыча улизнула.

Погода и правда испортилась: два дня подряд лил дождь и заметно похолодало.

«Скоро осень, не увидишь, как и зима наступит, – наблюдая за тем, как сбегают по оконному стеклу струйки дождя, думал Аркадий. – А войне и конца не видно. Все потому, что врагов у Советской власти много. Капиталисты и помещики объявили войну рабочим и крестьянам, хотят, чтобы они опять гнули на них спины, пока сами жируют».

Он придвинул поближе к лампе уже прочитанную газету и снова погрузился в текст: «Общими героическими усилиями разобьем нашего ближайшего и опасного врага – шайку чехословаков, руководимую Николаевскими генералами, офицерами и влившимися в нее бандами Белой гвардии и всякой другой кровавой преступной буржуазии. Победа над чехословаками, товарищи, даст нам сообщение с Сибирью, даст нам хлеб, без которого немыслимо существование ни одного из наших товарищей. Даст нам возможность в спокойной обстановке продолжать начатое нами дело по освобождению трудящихся всего мира от империализма.

Товарищи! Довольно быть безучастными зрителями последних событий. Каждый сознательный коммунист, каждый сознательный работник должен приложить все силы и старания для оказания помощи Советской власти в момент острой борьбы с контрреволюцией!»

Утром следующего дня – такого же дождливого и холодного, как и предыдущий, – Аркадий пришел в городской комитет РКП (б) и положил на стол его председателя Березина сложенный вчетверо, слегка подмокший листок бумаги.

– Что тут у тебя, Голиков? – разворачивая листок, спросил Николай и, не дожидаясь ответа, вслух прочитал:

«Заявление.

Прошу принять меня в ряды Российской коммунистической партии (большевиков)…»

Он еще раз – теперь уже молча – прочитал написанные не совсем ровным почерком строчки и, серьезно посмотрев на Аркадия, сказал:

– Аркаш, парень ты, конечно, хороший – исполнительный, толковый, главное – революционно сознательный. Но ведь больно молодой! Мы таких в партию еще ни разу не принимали.

– Ну и что, что молодой! – разгорячился Аркадий. – Разве это недостаток? Я ведь давно уже взгляды большевиков разделяю, всегда на их позиции стоял. И отец у меня большевик! Он теперь на чехословацком фронте против белых сражается.

– Ладно, ладно, – остановил его Березин. – Чего так разошелся-то? Я же не сказал «нет». Рассмотрим мы твое заявление.

10.

Когда Аркадий подошел к Совдепу, перед зданием уже стояло человек пять-шесть красногвардейцев. В основном, это были парни лет шестнадцати-семнадцати, вместе с которыми он проходил военное обучение. Все они были вооружены. На плече у Аркадия тоже висела винтовка.

– Голиков, а ты чего не в школе-то? – с притворным удивлением спросил его Степка Жорин. – Опять прогуливаешь? Тебя директор не заругает?

Все засмеялись. Аркадий, сделав вид, что Степкина острота его нисколечко не задела, тоже улыбнулся и решил на колкость не отвечать. Пусть смеются, если им так хочется, а он бросать училище не собирается. С одной стороны, конечно, надоели все эти уроки и учительские наставления. А с другой – что еще ему остается делать? Вот был бы он немного постарше – как тот же Степка, например, – готовился бы сейчас к службе в армии. Жорину-то хорошо – ему скоро восемнадцать. А что касается учебы, то ради стоящего дела иногда можно и пропустить занятия.

Сегодня как раз такое дело намечается – волостной сход в Новом Усаде. Собрать его решили потому, что есть еще среди сельских жителей контрреволюционные элементы, настроенные против Советской власти. В селе группа заговорщиков образовалась, которая даже восстание поднять пыталась. Вот власти уезда и постановили: созвать на сход крестьян из деревень Новоусадской волости, чтобы разъяснить им действия ВЦИК и политику партии в сложившейся ситуации. А с теми, кто против выступает, поступить по советским законам. Поэтому всем красногвардейцам было приказано ехать на сход вооруженными.

К Совдепу подошли еще несколько человек – постарше. Все они, кроме члена исполкома Федора Вавилова, тоже были вооружены.