Гайдар

Выбрал письмо работницы канатной фабрики, превратив его в острый, бескомпромиссный фельетон. Часа через полтора, когда подошло «эфирное время», сам же прочитал его у микрофона. Работа в Архангельске началась.

На другой день нанес визит в редакцию - в двухэтажное каменное здание на проспекте Павлина Виноградова. О нем тут уже ходили всякие легенды. Особенно поражало, что он в пятнадцать лет командовал.

Он тоже поразился: в редакции было полно мальчишек. Мальчишкой был Саша Семаков из отдела информации. Мальчишкой был только что принятый в цинкографию через биржу труда фотограф Калестин Коробицын, но моложе всех оказался репортер Коля Пантелеев, который давно уже работал в редакции, а ему только недавно исполнилось семнадцать.

Вообще коллектив подобрался интересный. Заместителем редактора был, например, Виктор Канер, матрос «Авроры», потом чекист. Канер сам много и остро писал, в основном на экономические темы. Рабкоровской же сетью ведал Саша Талашов, грузчик-браковщик, присланный для укрепления редакции. Саша был и главным консультантом по всем вопросам заготовки и обработки леса.

В «Волне» начал тоже с фельетона. Фельетонисты были нужны везде. Ион снова, как выражался его бывший редактор Михаил Иванов, занимался «сенсационными разоблачениями… в отрицательном смысле».

Он писал о «профсоюзных испанцах» из фабзавкома, которые, получив в издевку присланное письмо, что уборщица общежития ведьма «и занимается колдовством», постановили: «…что же касается колдовства, то поставить это ей (ведьме. - А. Г.) на вид».

Писал о Попове из Пинеги, ответственном «человеке с инициативой», который платил кому сколько хотел. А если кому не хотел, то грозил: «Лучше сожгу, а… не дам». И верно - жег, не давал. Он обнародовал невиданную рационализацию губсоюза деревообделочников, который вынес на одно свое заседание сразу сорок вопросов.

«Мы горячо приветствуем, - иронизировал он, - игру, изобретенную президиумом союза деревообделочников. И мы надеемся, что, натренировавшись, деревообделочники покажут нам еще большие достижения… Поднимется с места председатель и объявит: «Заседание считаю открытым. Докладчики имеют по три минуты. Выступления в прениях по 30 секунд и заключительное слово - одна минута. Вопрос первый - доклад тов. Иванова: «Проблема мировой революции и задачи нашего союза».

Странная вещь: хотя и теперь после его выступлений, по его материалам принимались меры: кому «объявляли», кого вообще гнали прочь, - фельетон не приносил уже былой радости. И выходили они все почему-то мельче тех, которые писал прежде.

Отчасти, конечно, это зависело и от материала, тут, естественно, была некоторая стихийность. Тем не менее…

Работая над фельетоном (три статьи в номер уже не писал) невольно ловил себя на том, что, воспроизводя шаржированный диалог, вкладывая в уста героя саморазоблачительное заявление (однако на строгих фактах), ставил в скобочках: «Не стенографически…» Или что-нибудь еще, тоже «защитное».

Пермское разбирательство по обвинению в «клевете», хотя за него заступилась даже «Правда», оставило куда более глубокий след, нежели мог предположить.

Он по- прежнему ничего не боялся: «Нужно было жить и исполнять свои обязанности». Просто чаще вспоминал, что болен. Давала знать о себе и сама болезнь. И как люди, посаженные на голодный паек, невольно становятся экономнее в каждом своем движении, так ион еще какое-то время невольно избегал всего, что могло привести к новому душевному потрясению. В остальном же себя не щадил. Тем более что время наступило горячее.

«Талантливые люди не имеют права болеть…»

Пятый съезд Советов объявил о начале первой пятилетки. Архангельск из областного центра превратился в столицу необозримого Северного края. И задача перед краем стояла одна - дать лес: дать его шахтам и фабрикам, дать на топливо и на экспорт.

За границу лес всегда шел главным образом через Север. Тем же путем вывозились пенька, лен, жмых для скота и хлеб. Ежегодный экспорт шестисот-семисот миллионов пудов хлеба давал около полумиллиарда рублей золотом.

Но к 1929 году распахивалось лишь 92 процента прежних площадей (на чем страна теряла около 400 миллионов пудов зерна). Но и с той земли, что засевали, можно теперь было собрать лишь половину прежнего товарного хлеба.

Поэтому, с одной стороны, был брошен лозунг: «Деревня, вперед, к крупному, машинизированному, обобществленному хозяйству». А с другой - вывоз леса должен был возместить те несколько сот миллионов рублей золотом, которые мы ежегодно теряли, не имея пока возможности в прежнем объеме вывозить хлеб.

Ленин еще в 1921 году, анализируя первый «и превосходный» единый хозяйственный план, особо отмечал то место, где говорилось: «Увеличение заготовок леса и сплава его за границу могло бы дать при таких условиях до полумиллиарда валютных рублей в год в ближайшее же время».

«Ежегодная выручка за северный лес может в ближайшие же годы достигнуть величины нашего золотого запаса…»