Гайдук Станко

— А сколько у тебя там было?

— Целых двести дукатов.

— Двести дукатов!.. А кого ты подозреваешь?

Иван молча опустил голову.

Кмет шагал по комнате. Для него это было не только чудо, но и божий гнев. Тридцать лет он здесь кмет, а о таком чуде и не слыхивал. Он мысленно перебирал всех хозяев и их домашних и даже ни на секунду ни в ком из них не усомнился. Хозяева были люди честные и достойные, сыновья их — добрые и радивые.

— А все-таки? Не приходили ль к тебе на этих днях гости?

— Нет.

— И турки не заявлялись?

— Нет. Уже месяц, как ни одна душа не заходила ко мне во двор.

Йова снова заходил взад и вперед. Он не знал, что и думать. С горя он всплеснул руками и заговорил страдальчески:

— Кража!.. В Черном Омуте кража!.. Ограблен человек в Черном Омуте! И это при кмете Йове Юришиче! Что скажут теперь про нас другие села? Знаю! «Не задавайся, — скажут мне, — смири свою гордыню. В этом твоем Черном Омуте взломали сундук и украли двести дукатов!» Как пережить на старости лет такой позор? О господи, зачем ты не прибрал меня вчера, чтоб я не дожил до такого сраму!

По телу его побежала холодная дрожь, на глаза навернулись слезы.

В эту минуту вошел священник:

— Доброе утро!

— Беда, отче! — сказал Йова.

— Какая беда?

— Кража!

— Кража?! — изумился священник. — Где, у кого?

— У меня, — ответил Иван.

Кмет, едва шевеля языком, поведал священнику, как у Ивана исчезли деньги.

Когда кмет кончил, отец Милое обратился к Ивану:

— Кого подозреваешь?

Иван снова понурил голову.

— Значит, не знаешь, кто это сделал?

— В том-то и беда, что знаю, мой отче! Сомнений быть не может…

— Так кто же? — разом спросили священник и кмет.

— Его видел мой Лазарь. Вчера он стрелял в него.

Йова и отец Милое вздрогнули. Еще вчера до них дошел слух о том, что случилось в хороводе.

— Станко?! — вскрикнули они в один голос.

— Станко, — подтвердил Иван.

— Станко Алексич? — спросил кмет.

— Он самый! — ответил Иван. — А мой сорвиголова Лазарь весь в меня, увидел вчера, как Станко выходил из клети. Удивился, говорит, и решил посмотреть, нет ли там кого из наших. Заглянул, а там сундук взломан и денег нет. Взяла, говорит, меня злость, схватил я пистолет и кинулся за ним…

— Иван! — сказал священник. — Не бери греха на душу!

— Как можно, отец Милое!..

— А я слышал, — прервал его священник, — что Лазарь стрелял в Станко из-за дочки Севича.

— Это неправда, поверь мне!

Священник замолчал, прошелся по комнате и как бы про себя проговорил:

— Если б мне сказали: «Станко убил человека», я бы поверил, но Станко украл — не верю!..

И повернулся к кмету:

— Ты созвал сельчан?

— Нет.

— Сзывай!

Кмет вышел, приказал Симе собрать хозяев и вернулся в горницу.

— Как нам быть? — спросил он священника.

— Еще не знаю… Пошли в общину, там поговорим.

И все трое с поникшими головами направились к общине.

* * *

Не прошло и часу, как все хозяева были в сборе. Люди с удивлением спрашивали друг друга, чего ради кмету вздумалось отрывать их от работы в такой погожий день.

В числе последних пришел Алекса Алексии. Люди встретили его глубоким молчанием. Все село знало о вчерашнем событии. Один Алекса ничего не ведал. Станко дома ничего не сказал, а он ни с кем из сельчан не виделся и потому был весел и разговорчив. Люди крестились.

— Он держится молодцом, позавидовать можно! — заметил кто-то.

Бедный Алекса! Ему и во сне не снилось, что его здесь ожидает!

Вдруг гомон стих. Из общины вышли отец Милое, кмет Йова и Иван. Кмет был мрачен. Впервые за тридцать лет он не улыбался.

— Братья! — начал он дрожащим голосом. — Я собрал вас, чтоб сообщить, что в нашем селе случилось ужасное несчастье.

Все в изумлении уставились на кмета. Люди не привыкли видеть его таким.

— Братья! — продолжал он. — Тридцать лет я по вашей воле кмет в Черном Омуте. И за эти тридцать лет ни разу не случилось здесь такой мерзости. Вчера, братья, в нашем селе совершена кража!

По толпе стариков пробежал ропот. Наконец из общего гула выделился один голос:

— А кого обокрали?

— Иван, расскажи людям, что у тебя стряслось. — И кмет взял Ивана за руку и вывел его вперед.

Иван стал рассказывать, что в старой клети, в сундуке, хранил двести дукатов, что кто-то пришел, взломал сундук и унес деньги.

— Кто же это сделал? — спрашивали люди.

Тогда вышел вперед Маринко Маринкович.

— Кмет Йова, отче Милое и вы, братья! Иван Миражджич всегда обзывает меня турецким прихвостнем и честит по-всякому, но раз такое дело, то я расскажу вам, что знаю, что видел своими глазами, потому что смолчать — значит согрешить перед богом!

Все с интересом воззрились на Маринко.

— Иван сказал правду, — начал он, откашлявшись. — Я не знаю, сколько денег было у него в сундуке, но знаю, что их украли, потому что своими глазами видел вора.

— Кто он? Кто? — закричали со всех сторон.

— Потерпите, скажу! Вот как это было. Возвращаюсь я вчера пополудни из лесу. Ходил скотину кормить. Поравнялся я с домом Ивана и вижу: Станко выходит из его старой клети.

— Замолчи, турок! — вскрикнул Алекса и кинулся к нему, но люди удержали его.