Гайдзин

Она стрелой взвилась с кресла и закричала пронзительно: «Вы обвенчали моего сына с той женщиной?» Стронгбоу чуть не умер на месте и вывалил всю историю так быстро, как только смог, про «Жемчужину», про дуэль, про то, как я спас Джейми жизнь, убив Норберта, как нашли Малкольма, рассказал все, что знал, как вы были потрясены в то утро. Пот катил с него градом, Анжелика. Должен признаться, я и сам был в поту – после первого вскрика Тесс замерла неподвижно, она просто стояла и слушала, только глаза горели, как у горгоны Медузы. Потом Стронгбоу протянул ей какие-то письма, я заметил, что одно было от сэра Уильяма, промямлил, что просит, мол, прощения, но таков его ужасный долг – первому сообщить ей, и на деревянных ногах вышел из комнаты. – Горнт достал платок и промокнул лоб, и Анжелика почувствовала слабость и дурноту при мысли о силе своей противницы – если даже Горнт так покрывается потом при упоминании о Тесс, что же Тесс сделает с ней? – Так она стояла некоторое время, а потом ее взгляд упал на меня. Поразительно, как такая женщина может вдруг показаться такой… такой высокой. И твердой. Твердой в одну минуту, мягкой в другую, но всегда начеку. Мне пришлось изо всех сил напрячь ноги, которые чуть сами по себе не направились к выходу; я огляделся, притворяясь, что боюсь, как бы нас не подслушали, и скороговоркой выпалил, что мне тоже страшно жаль, Малкольм действительно был моим другом, что и вы были его другом и именно благодаря вам я стою перед ней, поскольку у меня есть информация, которая способна разорить Тайлера и Моргана Броков. Едва я произнес «разорить Тайлера», как все безумие разом оставило ее, по крайней мере этот наводящий ужас огонь погас в ней, она села в кресло, по-прежнему не сводя с меня взгляда, и после долгого молчания спросила: «Какая информация?» Я сказал, что приду завтра, но она повторила – это был словно удар кинжала: «Какая информация?» Я изложил ей голую суть… Извините, Анжелика, могу я чего-нибудь выпить? Только не шампанское. Виски, бурбон, если у вас есть.

Она подошла к буфету и налила ему бурбона и воды себе, а он тем временем продолжал:

– На следующий день я принес ей половину информации и оставил у нее. Она…

– Погодите… она была такой же, как и накануне?

– И да и нет. Спасибо, ваше здоровье, долгих и радостных вам лет. – Он сделал большой глоток, и у него перехватило дыхание, когда крепкий напиток обжег гортань. – Спасибо. Когда я закончил, она посмотрела на меня, и я подумал, что у меня ничего не вышло. Черт, эта женщина пугает, я бы не хотел быть ее врагом!

– Но я ее враг? Mon Dieu, Эдвард, скажите мне правду.

– Да, вы ее враг, но пока это не имеет значения, позвольте, я продолжу. Я…

– Вы передали ей мое письмо?

– О да, извините, что забыл упомянуть об этом. Я сделал это в первый же день перед уходом, в точности как мы договорились, еще раз подчеркнув, что это была ваша идея, я тогда сказал ей, что, поскольку договоренность у меня была с Малкольмом, с тайпаном, а он мертв, я посчитал сделку несостоявшейся и собирался вернуться в Шанхай, чтобы ждать назначения нового тайпана. Но вы разыскали меня и стали умолять отправиться к ней, говоря, что это мой долг перед моим другом Малкольмом, что он под секретом рассказал вам о моем предложении – не посвящая в подробности – и вы были уверены, что его желанием сейчас было бы, чтобы эта информация попала к его матери как можно скорее, что я должен сделать это без промедления. Поначалу я не хотел ехать, но вы умоляли и сумели убедить меня. И вот я приехал благодаря вам, и вы попросили меня передать ей письмо. Я передал его.

– Она прочла его при вас?

– Нет. Это было в первый день. На следующий день, во время нашей встречи на рассвете, после того, как я передал ей часть информации, она задала мне много вопросов, умных вопросов, и попросила вернуться после заката, опять же через боковую дверь. Я пришел. Она тут же заявила, что материалы представлены не полностью. Я ответил ей, да, разумеется, нет никакого смысла показывать все, пока я не буду знать, насколько серьезно она к этому отнесется – была ли она по-настоящему заинтересована, как Малкольм, в том, чтобы разорить Броков? Она сказала «да» и спросила, почему я добиваюсь того же, в чем заключается мой интерес. Я выложил ей все как есть. Всю историю про Моргана, всю правду. Я хотел пустить по миру именно Моргана, если вместе с ним разорится и его отец, что ж, я не имею ничего против. Я не упомянул, что это делало ее моей сводной тетей, ни разу за все встречи, как и она тоже. Ни разу. Она только задавала вопросы. После рассказа о Моргане я ожидал, что она скажет что-нибудь, ну, что ей очень жаль или что это так похоже на Моргана, – в конце концов, он был ее братом. Ничего. Она не сказала ни слова, подробно расспросила меня о моей договоренности с Малкольмом, и я передал ей контракт. – Он допил виски. – Ваш контракт.

– Ваш контракт, – поправила она на грани срыва. – Как вы должны ненавидеть ее, Эдвард!