Гайдзин. Том 2

– Да, я знаю, мы даже пробовали этот чай. Он черный и горький и по тонкости вкуса не сравнится не то что с китайским, но даже и я японским, – нетерпеливо заметил Малкольм. Чай-то уж точно может подождать до завтра. – Что еще?

– Последнее, письмо вашей матери. – Сэр Уильям добавил более официальным тоном: – Политика правительства Ее Величества или ее чиновников заключается в том, чтобы не вмешиваться в личные дела ее подданных. Однако ваша мать указывает, что вы являетесь младшим членом семьи, она – ваш единственный родитель и законный опекун. Я обязан не разрешать никаких браков без одобрения законного опекуна, в данном случае с обеих сторон. Простите, но таков закон.

– Законы можно трактовать по-разному, в этом их суть.

– Некоторые законы, Малкольм, – с добротой произнес сэр Уильям. – Послушайте, я не знаю, что за проблема существует между вами и вашей матушкой, да и не хочу знать, – она, однако, привлекла мое внимание к некой статье в «Таймс», которую можно прочесть по-разному, и не всегда в хорошем смысле. Когда вы вернетесь в Гонконг, я уверен, вы сможете убедить ее, да и в любом случае в мае вы станете совершеннолетним, а до мая не так уж и далеко.

– Неверно, сэр Уильям, – ответил он, вспомнив тот же совет Гордона Чена – совет людей, которые не знали, что такое любовь, подумал он без всякой злобы, просто жалея их. – До него миллион лет.

– Что ж, раз так, то так. Я уверен, все сложится хорошо для вас обоих. Анри придерживается того же мнения.

– Вы обсуждали это с ним?

– Частным образом, разумеется. Французский консул в ГонконГе… э… знает об Анжелике и ее нежных чувствах к вам, о вашей взаимной привязанности. Она удивительная девушка и из нее получится замечательная жена, несмотря на все проблемы с ее отцом.

Малкольм покраснел.

– Вы знаете и о нем тоже?

Морщины на лице сэра Уильяма стали глубже.

– Французские чиновники в Сиаме крайне обеспокоены, – осторожно сказал он. – Естественно, они проинформировали Анри, который, как и следовало, поставил в известность меня и попросил нашего содействия. Извините, но мы формально заинтересованы в этом деле. Вы должны хорошо представлять себе, что, по сути, все, касающееся «Благородного Дома», представляет для нас интерес. Цена славы, а? – печально добавил он, потому что Малкольм ему нравился и он сожалел о том, что произошло на Токайдо, считая это варварством.

– Если… если вы узнаете что-нибудь, я был бы благодарен, услышав об этом первым, частным образом, сразу же, как… как только возможно.

– Хорошо, я могу держать вас в курсе. Частным образом.

Малкольм потянулся за бутылкой коньяка.

– Вы уверены, что не хотите глоточек?

– Нет, благодарю.

– Есть ли ответ на мои затруднения?

– Я уже дал его вам. – Сэр Уильям заставил свой голос звучать сухо и официально, чтобы скрыть внезапную волну раздражения. Словно несколько месяцев действительно что-то значили. Девушка ведь не мертва, как мертва Вертинская, и даже вполовину не так чудесна! – Ваш день рождения скоро наступит, а до Гонконга всего восемь-девять дней. Разумеется, я буду рад вас видеть завтра в одиннадцать или в любое другое время, но это все, о чем я хотел поболтать с вами. Спокойной ночи, Малкольм, и еще раз спасибо за вечер.

Минула полночь. Малкольм и Анжелика замерли в страстном поцелуе в коридоре, куда выходили их примыкающие друг к другу апартаменты. Коридор был темным, горело лишь несколько ночных ламп. Она пыталась сдерживаться, но он доставлял ей удовольствие, с каждым днем все большее, его жар согревал ее сильнее, чем вчера – сегодня его желание, и ее тоже, едва не задушило их.

– Je t'aime,[3] – прошептала она, прошептала искренне.

– Je t'aime aussi,[4] Эйнджел.

Она снова поцеловала его, ища и исследуя, потом вновь, пошатываясь, отступила от опасного края, прижалась к нему и осталась так стоять, пока дыхание ее не успокоилось.

– Je t'aime, и это был такой чудный вечер.

– Ты была как шампанское.

Она поцеловала его в ухо, обнимая за шею обеими руками. До Токайдо ей бы пришлось встать для этого на цыпочки. Она не обратила на это внимания, хотя он заметил.

– Мне так жаль, что мы спим отдельно.

– Мне тоже. Теперь уже недолго, – ответил он. Вдруг приступ боли пронзил его, но он терпел его на секунду дольше. – Ну вот, – сказал он, глядя на нее глубоким взглядом. – Спи хорошо, дорогая моя.

Они соприкоснулись губами, потом долго шептали друг другу «доброй ночи», потом она исчезла за дверью. Щелкнула задвижка. Он взял трости и потащился в свои комнаты, счастливый и опечаленный, встревоженный и совсем беспечный. Вечер прошел с успехом, Анжелика была довольна, гости развлеклись от души, он сдержал разочарование от крушения своего плана, и он сохранил лицо в этой истории с почтой, не позволив Джейми принять решение за него.