Как следствие этого, все сопутствующие производства, связанные с киногородом, захирели. Тысячи самых дорогих магазинов люкс, институтов красоты, шикарных гостиниц, модных кабаре, ресторанов высочайшей категории (и, конечно, не меньшее количество домов свиданий, где обычно подрабатывали будущие или только-только начинающие звезды) — вся эта огромная машина, паразитировавшая на Голливуде, оказалась на грани банкротства.
Голливуд превратился в пустынную заброшенную деревню. В нем оставались только те, кто по той или иной причине просто не мог сняться с места. Если бы Льюк там задержался чуть дольше, то и он вынужденно разделил бы их участь (разве что отправился бы в путь на своих двоих).
Если бы не скудость кошелька, Льюк находился бы от Голливуда на гораздо большем расстоянии, чем сейчас. Да в принципе это и не имело уже никакого значения — везде было примерно одно и то же.
По всей стране (возможно, кроме полностью вышедшего из строя Голливуда) лозунг недели был: «Даешь работу!»
С некоторыми профессиями проблем было не меньше. Конечно, можно, в конце концов, привыкнуть водить грузовик, когда у тебя под боком сидит вечно недовольный марсианин, который своими не к месту ехидными насмешками постоянно ставит под сомнение твою способность справляться с этим делом или же затевает игру с кувырканием на капоте (к этому если и не привыкаешь, то по меньшей мере начинаешь относиться терпимо). Да, трудно, но все-таки можно выстоять за прилавком бакалейной лавки, когда у тебя на голове сидит какой-нибудь противный зеленый недомерок — незыблемо, хотя и невесомо и неуловимо, да при этом еще раскачивает своими рахитичными ножками прямо перед твоим лицом, строго поочередно отпуская в равной мере пошлые остроты то в твой адрес, то в адрес твоего клиента. Да, все можно… Все это, конечно, мало способствует поддержанию нервной системы в равновесии. Но в итоге совладать с этим все же возможно.
Однако далеко не во всех отраслях коммерции дела шли так — относительно гладко. Особенно пострадали заведения, предоставляющие услуги для отдыха и развлечения, которые, как мы уже показали, с самого начала оказались в наименее выгодном положении.
Прямые телепередачи продержались только первую ночь, и то в течение нескольких минут, а потом стали навсегда невозможными. Марсиане просто обожали их прерывать То же самое происходило и на радио.
Передачи с показом фильмов продолжались целый вечер, за исключением тех студий, где весь техперсонал запаниковал сразу же. Многие теле- и радиостанции позакрывались. Другие влачили жалкое существование, гоняя записи музыки. Но это так быстро надоедает — вечно слышать одни и те же мелодии, — даже если временное отсутствие марсиан и позволяет вам без помех принимать подобные передачи. А к чему это привело, думаю, не трудно догадаться: как и полагается после такого рода событий, никому даже в голову не приходила мысль приобрести новый радиоприемник или телевизор. И как следствие — новая волна безработных, но уже другой категории.
А если к этому добавить игроков в бейсбол, борцов-кэтчистов, киномехаников, работников билетных касс, дежурных по залу, всех простых, без всяких там званий и заслуг, работников театров, стадионов, кино, студий, концертных залов и других зрелищных заведений… Дело в том, что любое скопление людей автоматически приводило к тому, что туда мгновенно стекалось такое же количество марсиан и такое начиналось «развлечение», что в любом случае эти мероприятия приходилось прерывать.
Да, действительно, наступили тяжелые времена. И в этих условиях великая депрессия тридцатых годов некоторым начинала ретроспективно казаться чуть ли не эрой расцвета.
Да, найти работу будет трудно, рассудил Льюк. Надо было как можно быстрее приниматься за решение этой проблемы. Наконец-то он добрался и до чемоданов. Разбирая их, он с удивлением вновь обнаружил футболку Марджи с уже известной нам эмблемой Y.W.C.A. (и какого черта он опять захватил ее с собой?). Быстро причесался, провел рукой по гладко выбритому лицу и вышел из комнаты.
Первая попытка — выяснить насчет издававшихся здесь, в Лонг-Бич, газетенок. Он не питал больших надежд, но был знаком с Хэнком Фрименом из «Ньюс», который мог снабдить его рекомендательным письмом. Пошел в холл, чтобы позвонить ему. На телефонном узле вовсю старался марсианин, занимавшийся психологической деморализацией телефонистки. Время от времени ему удавалось добиваться успеха: бедняжка совсем теряла голову. Но Льюку все же удалось связаться с Хэнком.
— Хелло! Привет, это Льюк Деверо. Как дела?
— Если любишь добрую шутку, отвечу, что превосходно. Как ты там справляешься с нашими зелеными друзьями?
— Как все. Сейчас занимаюсь поиском работы. Может, у тебя что-нибудь есть?
— Ничего конкретного, старина. У нас этих рекомендательных писем, заявлений и просьб — хоть стены оклеивай! И все — бывшие журналисты, работавшие на радио и на телевидении. Ты нашим бизнесом никогда не баловался?
— Еще мальчишкой — продавал газеты.