Галактика обетованная

Объясняя инцидент, произошедший с экс-президентом США Никсоном, наш голубоватый министр Козырев рассказал телезрителям, что вот он сам, когда идет в туалет, всегда объявляет, дескать, пошел позвонить по телефону близкому другу.

Вот ведь какие удивительно-тонкие, в отличие от Никсона, манеры у нашего министра.

Кроме того, меня поразило, как мы похожи с министром Козыревым. Я ведь тоже, как и Козырев, совмещаю отправление естественных потребностей в туалете с задушевными беседами с моим другом Рудольфом Векшиным, с товарищем по партии майором Лупилиным.

Некоторые тележурналисты называют нас с Козыревым настоящими чеховскими интеллигентами, но я протестую — это неправда. Чеховским персонажам далеко до министра Козырева и до меня тоже.

И, конечно, тяжело с такими культурными манерами нам приходится. Вот на днях буквально министр Козырев рассказывал, как натовские самолеты сербов бомбят, а у самого взгляд задумчивый, такой чеховский-чеховский, а к концу интервью так даже и огорченный сделался, словно он до близкого друга дозвониться не успел.

Это неприятно, конечно, но зато какие манеры!

Но Борису Николаевичу сейчас тоже нелегко.

Вначале его Никсон огорчил, а сейчас и сам Клинтон.

Ну и в самом деле! Ведь Борис Николаевич, перед тем как парламент расстрелять, звонил Клинтону, советовался с ним, разрешения спрашивал, а Клинтон даже и звякнуть не пожелал, перед тем как начать бомбить сербов.

И я понимаю, конечно, что Клинтон — это Клинтон, а Ельцин только Ельцин и есть, но все равно нехорошо как-то получилось, если мы общим делом заниматься собираемся. Нужно было бы большую деликатность к Борису Николаевичу проявить.

Все-таки вон у него какое лицо опухшее…

Надо написать чекистам нашей демократии, что у Н. Ф. Федорова содержатся прямые предостережения на этот счет.

Да-да, это там, где про тысячелетнюю работу, которая подходит уже к концу, про обезоружение исламизма и обращение его к земледелию. Это там, где Н. Ф. Федоров спрашивает, ужели вся наша работа будет уничтожена нравственной близорукостью Запада. Там, где он задается вопросом, если эта катастрофа действительно постигнет Европу, то как отнесется к ней Америка? Останется ли она тогда, не признавая нравственной солидарности и общего дела человечества, равнодушною зрительницею катастрофы старого, отцовского света?

Нет, не ладится у Бориса Николаевича внешняя политика. Те же вопросы, что и Н. Ф. Федорова, мучат его.

От раздумий у него сильно опухло лицо и уже не вмещается в телевизионный экран.

И видно, что настроение неважное…

— Полчаса в сутки у Бориса Николаевича бывает прекрасное настроение… — сказал на это пришедший в гости Ш-С.

— Полчаса?!

— Да. Когда кровь сменят.

— Удивительная судьба, — сказал я. — Он как Брежнев. Давид Эдуардович спорил: сумеет ли Ельцин рекорд Горбачева побить и быстрее, чем Горбачев, маразматиком стать. Как ты думаешь, выиграл Давид Эдуардович пари?

— Не знаю. С упырями этими ничего не понятно. Просто страшно и все.

— Страшно? Чего страшно?

— Когда упырь издыхает, катаклизмы разные происходят. Боюсь, чтобы после Ельцина чего не началось у нас. Вон телевизор включишь, ни одного русского лица не увидишь. Одни евреи сидят.

Еще Ш-С. говорил о том, что мысли Н. Ф. Федорова не так уж абсурдны и с точки зрения теоретиков антропофагии и сангвинофилии.

Некрофилия в высших проявлениях своих, например, в древнеиндийском паскудстве, явила собою чисто религиозное действо. Древнеиндийский некрофил-паскудник в момент полового акта становится как бы мостом, соединяющим землю смертных с горними высями.

— Не так ли смутно и непонятно ощущает себя и наш глубокоуважаемый Борис Николаевич? — задал вопрос Ш-С.

В качестве ответа я прочитал ему свои новые стихи:

Когда парламент, источая зло,

Чадит, дымы пуская,

Скажи, что хочется давно

Сказать: «Я улетаю!»

Тем не менее беседа с Ш-С. и спирт «Royal», который мы пили, оставили неблагоприятное впечатление.

Проснулся с тяжелой головой и долго думал, что многие сейчас, подобно Ш-С., ругают евреев.

И это глупо и нелепо!

Ведь евреи столько всего сделали для России!

Ну, во-первых, — Февральскую революцию. Помогли сбросить ненавистную монархию. А когда русским не понравились министры-капиталисты — Октябрьскую революцию сделали.

Когда же и при социализме русским жить не понравилось, евреи для них перестройку организовали — живите, пожалуйста, назад, при капитализме.

Демократия не понравилась — снова октябрьский переворот, расстреляли, к чертям, этот парламент.

И после всего этого русские еще осмеливаются ругать евреев?!

Какого же еще рожна нам надо?

Опять приходил сегодня Ш-С. Мы сидели на кухне, слушали видных политических деятелей и пили спирт «Royal».

— Помнишь… — глядя на прислуживающего нам моего товарища по ячейке «Выбора России», майора Абрама Григорьевича Лупилина, сказал Ш-С. — Иосиф Виссарионович Сталин когда-то сказал: «Выпьем за русский народ!», имея в виду его неиссякаемое терпение.

— Помню, — сказал я.