Галантные дамы

Что до нашей вдовствующей королевы, ей очень не хотелось оставаться доле во Франции — по многим причинам, не говоря уже о той, что у нас ей перестали оказывать почести и признательность, коих она была достойна; и она решилась возвратиться в отчий дом, к императору и императрице, чтобы при них скоротать остаток своих прекрасных дней; когда она очутилась там, его католическое величество испанский король, потерявший к тому времени свою супругу Анну Австрийскую, родную сестру нашей королевы Елизаветы, вознамерился предложить ей руку и отправил засим послов к императрице, приходившейся ему родной сестрой. Послы стали вести предварительные речи о союзе; но вдовствующая принцесса ни тогда, ни в другой, ни в третий раз не пожелала их выслушать, клянясь прахом покойного мужа, что не может нарушить повторным замужеством святость ее первого союза, и приводя еще ту причину, что меж нею и испанским владыкой слишком тесное кровное родство, а потому брак меж ними нарушит запрет Господа нашего и Отца и может навлечь на них Божью кару. Тогда императрица и ее коронованный брат прибегли к посредничеству весьма ученого и многоглагольного иезуита, каковой истощил весь запас своего красноречия, не упустив ничего, приводя обширные отрывки из Священного Писания и Отцов Церкви, могущие послужить его цели; однако она смутила его иными, но столь же прекрасными и истинными изречениями, ибо, овдовев, истово изучала святые книги и слово Божие; а ее непреклонная решимость остаться во вдовстве и не изменять мужу повторным браком послужила ей надежнейшей обороной; так что бедняга иезуит возвратился ни с чем, несмотря на понукавшие его послания испанского короля, не удовольствовавшегося решительными ответами отвергнувшей его избранницы; в конце концов святой отец так досадил ей, что, устав его оспоривать, она обратилась к нему с суровой отповедью и даже прибегла к угрозе: ежели он не перестанет забивать ей голову все новыми словесными наскоками, она заставит его в сем раскаяться, повелев высечь его на кухне. Слышал я и еще кое о чем, хотя не знаю, следует ли этому верить: например, тому, что, когда иезуит в третий раз явился к ней с тем же, она вышла из себя и велела прогнать его с глаз. Тем не менее я не склонен слишком уж принимать на веру подобные слухи, памятуя о ее добросердечии и уважении к людям святой жизни, к числу коих относился и тот, о ком идет речь.

Вот каковы были великое постоянство и твердость этой добродетельной королевы, до конца своих дней хранившей верность благородным останкам своего супруга, проведшей остаток жизни в печали и слезах, а когда те иссякли — ибо и у природного ключа недостало бы столько влаги, — сошедшей во гроб в самом цвете лет (ей к тому времени, кажется, не исполнилось и тридцати пяти) и своей кончиной явившей всему свету еще один достойнейший образец, так как подобная смерть могла бы послужить зерцалом добродетели для всех достойных дам христианского мира.

Право же, если она еще при жизни короля показала своей верностью и сдержанностью, как его любит, утаивая от него собственные скромные жалобы и горести, то не менее красноречивое свидетельство ее благодарной памяти — помощь, оказанная ею королеве Наваррской, ее золовке; проведав, что та находится в крайнем стеснении средств, безвыходно обретается в своем овернском замке — почти заброшенная родными и близкими, а также теми, кто был ей обязан, — она послала ей людей и предложила помощь деньгами, выделив половину доходов от мужнина наследства, оставленного во Франции, и все поделила с ней поровну, словно то была ее родная сестра; а потому поговаривают, что будущая великая королева Франции влачила бы жалкое и незавидное существование без столь щедрой подмоги своей великодушной названой сестрицы. Она ничего не забывала и потом неизменно относилась к благодетельнице с глубоким почтением и любовью, так что едва снесла известие о ее смерти и не смогла спокойно, как принято в свете, пережить свою боль, а три недели пролежала в постели, предавшись стенаниям, рыдая и обливаясь непросыхающими слезами; и впоследствии она не могла вспомнить о покойной без сожалений и кручины, находя для нее самые прекрасные слова — так что и их одних было бы достаточно, чтобы обессмертить незабвенную, рано усопшую царственную вдову, хотя мне говорили, что та, помимо всего прочего, составила и выпустила в свет примечательную книгу, где толкуется слово Божие, и другую, посвященную истории Франции в те годы, когда она там жила. Не знаю, правда ли это, но меня заверяли, что обе книги видели в руках у королевы Наваррской, коей она перед смертью их успела послать; причем последняя, по словам тех же людей, очень ценила и хвалила сии писания, а подобному святому оракулу нельзя не довериться.