Вот что я вкратце могу поведать о несравненной нашей королеве Елизавете, о ее доброте и благонравии, постоянстве и сдержанности, а также о ее верной любви к своему супругу и повелителю. Добродетель зиждилась в самой ее природе. Мне говорил господин де Лансак, который был в Испании, когда она оставила бренный мир, что императрица сказала ему: «El mejor de nosotros es muerto»[71]
. Можно думать, что в подобных деяниях Елизавета желала подражать своей матери, а также своим теткам и двоюродным бабкам: ведь ее коронованная родительница, рано овдовев — притом сохранив и молодость, и миловидность, — тоже не захотела вступать в повторный брачный союз и содержала себя во вдовстве с достоинством, покинув Австрию и Германию, где правил ее усопший супруг. Она отправилась в Испанию, к своему брату после того, как он пригласил ее помочь ему справиться с тяготами управления страной, — и немало в том преуспела, ибо была весьма благоразумной и многоопытной принцессой. Я слышал, как наш покойный король Генрих III, лучше всех своих придворных умевший разбираться в людях, объяснял, что, по его разумению, вдовствовавшая императрица была одной из самых добропорядочных и хитроумных в делах принцесс, каких видел свет. В Испанию она направилась через Германию и Италию, а из Генуи продолжила путь морем; но из-за зимней непогоды ей пришлось остановиться в виду Марселя и бросить якорь. Тем не менее она запретила своим галерам заходить в порт, дабы не давать никакого повода для подозрений и не тревожить тамошние власти; да и сама посетила город только единожды, чтобы полюбоваться им, хотя провела вблизи порта добрую неделю, пока не распогодилось. Почтенные занятия ее состояли по большей части в том, что она поутру отчаливала от галеры, где проводила ночь, и отправлялась послушать мессу и литургию в церковь Сен Виктор, являя глазу истовое рвение; затем ей подавали обед в аббатстве; после чего она беседовала с тамошними монашками, со своими придворными или же с чинами города, каковые все изъявили ей свое почтение и признательность за столь высокое посещение, ибо король приказал им оказать ей такой же прием, как ему самому, если бы ему пришлось посетить город, памятуя о том, как превосходно его встречали и чествовали в Вене. Она же это почувствовала и откликнулась на их ласки самым доверительным образом, предпочитая изъясняться более по-немецки и по-французски, нежели по-испански; так что и они остались премного довольны ею, и она ими; после чего она написала королю, хваля тамошних жителей и властей предержащих и заверяя, что они показались ей лучшими, нежели во всех прочих виденных ею городах; притом особо перечислила десятка два имен, средь коих стоит отметить господина Кастеллана, сеньора Альтовити, капитана галер, особо отличившегося женитьбой на прелестной Шатонёф, придворной фрейлине, и поединком с великим приором, на котором погибли они оба, о чем уповаю рассказать в ином месте. А поведала мне обо всем этом его собственная супруга; она описала совершенства вдовой императрицы, прибавив, что той понравились пребывание в Марселе, и сам город, и прогулки по его окрестностям, и поздние возвращения на королевскую галеру; она же объяснила, почему супруге покойного императора занадобилось немедля отплыть, едва непогода утихнет: из опасения растревожить горожан. Когда весть о ее марсельской остановке долетела до Парижа, я как раз был при дворе и свидетельствую, что король очень беспокоился, хорошо ли ее принимали. Эта царственная дама еще жива и поддерживает сугубое добронравие; мне говорили, что она очень помогла брату в управлении страной, а ныне обретается в обители, основанной ее сестрой, принцессой Испанской, монахини коей называют себя descalçadas, поскольку не носят ни туфель, ни чулок.