- Им нужны были полные тишина и покой, - заключил Рой. - Как и мне, и, думаю, вам тоже. И прошу извинить, если я потревожил вас. Я сделал не больше того, что могла бы сделать любая птица.
Какое-то автоматическое устройство в ее больших мозгах щелкнуло - и она ощутила слабость в коленях и холод в животе. Она влюбилась в этого незнакомца.
Больше подобным воспоминаниям никто из живущих не предается.
2
*Джеймс Уэйт прервал грезы Мэри Хепберн словами:
- Я так вас люблю. Прошу, выйдите за меня замуж. Я так одинок. Мне так страшно.
- Поберегите силы, мистер Флемминг, - ответила она. На протяжении этой ночи он то и дело, с перерывами, упрашивал ее вступить с ним в брак.
- Дайте мне вашу руку, - продолжал он.
- Всякий раз, как я вам ее даю, вы не желаете потом ее отпускать, - отозвалась она.
- Обещаю, на сей раз отпущу, - заверил он.
Она протянула ему руку, и он слабо ухватился за нее. Его не посещали никакие видения из будущего или прошлого. Он почти целиком состоял из одного трепыхающегося сердца - подобно тому как Хисако Хирогуши, вклинившаяся внизу, под ними, между унитазом и умывальником, представляла собой не более чем утробу со зреющим внутри плодом.
Хисако жила только ради своего еще не родившегося ребенка.
Люди по-прежнему икают, как то было всегда, и находят смешным, если кто-нибудь пукает. И по-прежнему стараются умиротворить больных проникновенными интонациями. Тон, которым разговаривала Мэри, просиживая на корабле подле *Джеймса Уэйта, можно часто услышать и сегодня. Независимо от слов тон этот внушает больному то, что он хочет слышать в данный момент, - именно то, что хотелось слышать *Уэйту тогда, миллион лет назад.
Мэри внушала это ему посредством множества слов, хотя на самом деле достаточно было одного ее тона, который говорил: «Мы тебя любим. Ты не одинок. Все будет хорошо...» и так далее.
Ни одна утешительница сегодня, разумеется, не может похвастать такой сложной любовной жизнью, какая выпала Мэри Хепберн, и ни один страдалец - столь сложной, как у *Джеймса Уэйта. Любая сегодняшняя история любви сводилась бы к простейшему вопросу: настал ли для двух замешанных в ней лиц период, соответственно, течки и гона. Мужчина и женщина в наши дни бессильны противостоять интересу друг к другу, к наростам на плавниках друг у друга и тому подобному лишь дважды в течение года, а во времена нехватки рыбы - всего раз в год. Вот сколько зависит от рыбы.
Мэри Хепберн и *Джеймс Уэйт же могли, при благоприятном стечении обстоятельств, вытеснять свой здравый смысл любовью почти в любое время.
И тогда, в солярии на палубе корабля, перед самым восходом солнца *Уэйт был искренне влюблен в Мэри, а Мэри в него - вернее, в того, за кого он себя выдавал. Всю ночь напролет она называла его «мистер Флемминг», и он ни разу не попросил, чтобы та звала его настоящим именем. Почему? Потому что он не мог вспомнить, какое же из его имен настоящее.
- Я сделаю вас очень богатой, - обещал *Уэйт.
- Да-да, - отвечала Мэри. - Конечно-конечно...
- Дам вам долю в своих доходах, - продолжал он.
- Берегите силы, мистер Флемминг, - отзывалась она.
- Пожалуйста, станьте моей женой, - умолял он.
- Мы поговорим об этом, когда доберемся до Бальтры, - обещала она. Она преподносила ему Бальтру как нечто, ради чего ему следует жить. Всю ночь она нашептывала, утешая его рассказами о Бальтре и обо всем, что их там ожидает, - точно то был некий рай земной со святыми и ангелами, встречающими их на пристани, всевозможной снедью и лекарствами.
Он знал, что умирает.
- Вы будете очень богатой вдовой, - говорил он ей.
- Не будем сейчас об этом, - отвечала она.
Что касается богатства, которое она должна была формально унаследовать, поскольку ей и впрямь предстояло выйти за него замуж и остаться его вдовой, - то самые большемозглые сыщики в мире не сумели бы обнаружить и мельчайшей крупицы такового. В каждом новом городе он создавал образ честного гражданина, никогда не существовавшего в действительности, чье состояние неуклонно росло - несмотря на то, что планета в целом становилась все беднее, - и благосостояние которого гарантировалось правительствами Соединенных Штатов и Канады. Сбережения же, лежавшие на счету в мексиканском городе Гвадалахара, в местных песо, были к тому времени полностью выбраны.
Если бы состояние его продолжало расти теми темпами, которыми оно увеличивалось в то время, то к нынешнему моменту оно вобрало бы в себя галактики, черные дыры, кометы, астероидные туманности, метеоры, а также милые сердцу капитана метеориты и всякого иного рода межзвездную материю - то есть практически всю вселенную целиком.
И продолжай численность человечества возрастать в той же пропорции, что и тогда, - оно бы нынче перевесило даже состояние *Джеймса Уэйта - то есть все это, вместе взятое.
Сколь невероятные мечты об экспансии владели человеческими существами лишь вчера, миллион лет назад!
3