Галапагосы

Тогда он еще доверял своему мозгу и, выправив курс, отправился на корму - посмотреть, как себя чувствует «Уиллард Флемминг», и помочь Мэри, как они и собирались, перенести его в тень, в проход между офицерскими каютами. Я не поставил звездочку перед именем Уиллард Флемминг, поскольку подобное лицо никогда не существовало и, следовательно, не могло умереть.

Мэри Хепберн настолько не интересовала капитана как личность, что он не потрудился даже узнать ее фамилию. Он полагал, что фамилия ее была Каплан - как значилось на нагрудном кармане ее списанной армейской куртки, которая служила теперь *Уэйту подушкой.

*Уэйт тоже называл ее миссис Каплан - сколько бы раз она его ни поправляла. Как-то среди ночи он сказал ей:

- Вы, евреи, умеете выживать.

- Вы тоже сумеете, Уиллард, - откликнулась она.

- М-да... - произнес он. - Прежде я полагал, что умею, миссис Каплан. А теперь уже не слишком уверен. Но, во всяком случае, те, кто не мертв, уже, считай, выжили.

- Ну-ну... - вмешалась она. - Давайте лучше поговорим о чем-нибудь приятном. Скажем, о Бальтре.

Однако, видимо, подача крови в мозг *Уэйта на некоторое время нормализовалась, потому что он не дал увести себя в сторону от этой темы и с сухим смешком продолжал:

- Люди так любят похваляться своей способностью выжить, точно в этом есть что-то из ряда вон выходящее. Единственный, кто не может этим похвастаться, - это труп.

- Ну-ну, что это вы... - пролепетала она.

* * *

Когда капитан после восхода солнца подошел к ним, Мэри только что дала согласие на брак с *Уэйтом. Он ее все-таки уломал. Он молил ее об этом, точно жаждущий о глотке воды, так что в конце концов она решила уступить. Если ему так позарез необходима была помолвка с нею, а это было все, чем она могла его одарить, то она сочла за благо дать ему желаемое.

Однако она вовсе не собиралась сразу принимать всерьез свое обещание - если собиралась вообще. Ей, разумеется, нравилось все, что он о себе рассказал. Узнав во время их ночных разговоров, что она энтузиаст лыжных походов, он с умилением сказал, что сроду не чувствовал себя счастливее, чем катаясь на лыжах, когда вокруг чистый, нетронутый снег и величественная тишина скованных морозом озер и лесов. На самом деле ему никогда не приходилось вставать на лыжи, но одной из его жертв была вдова владельца лыжной базы, расположенной в Белых горах, в Нью-Гэмпшире. Он начал обхаживать ее весной и бросил, обобрав до нитки, еще до того, как зеленые листья стали оранжевыми, желтыми, красными и коричневыми.

Мэри обручилась не с реальным мужчиной. Женихом ее был некий собирательный образ, стилизация.

Впрочем, не важно, с кем она обручилась, уверял ее большой мозг, поскольку они все равно не смогут пожениться до прибытия на Бальтру, а там Уилларда Флемминга, если он к тому моменту еще будет жив, немедленно госпитализируют для интенсивного лечения. Так что у нее, решила она, есть еще масса времени на то, чтобы брак расторгнуть.

Поэтому она не восприняла всерьез слова *Уэйта, с которыми он обратился к подошедшему капитану:

- У меня есть замечательная новость. Миссис Каплан согласилась стать моей женой. Я счастливейший человек в мире!

И тут судьба сыграла с Мэри шутку, почти столь же мгновенную и неумолимую, как мое обезглавливание на верфи в Мальмё:

- Вам повезло. Как капитан этого судна, находящегося в международных водах, я официально уполномочен сочетать вас браком, - отозвался капитан и начал церемонию. - Дорогие мои, мы собрались здесь перед лицом Господа, чтобы...

Две минуты спустя он провозгласил «Уилларда Флемминга и Мэри Каплан» мужем и женой.

5

Ибо сказано «Мандараксом»:

Клятвы - не более чем слова, а слова - не более чем ветер.

Сэмюэль Батлер (1612-1680)

Мэри Хепберн на Санта-Росалии заучила наизусть как эту цитату «Мандаракса», так и сотни других. Однако с течением лет она стала относиться к своему браку с «Уиллардом Флеммингом» все серьезнее - несмотря на то, что ее второй муж умер с улыбкой на устах через каких- нибудь пару минут после того, как капитан провозгласил их мужем и женой. Будучи уже древней старухой, согбенной и беззубой, она как-то сказала пушистой Акико: «Я благодарю Бога за то, что он послал мне двух прекрасных мужчин». Она имела в виду Роя и «Уилларда Флемминга». Кроме того, она таким образом хотела сказать, что невысоко ставит капитана, который к тому времени тоже был древним стариком, отцом и дедом всех родившихся на острове - за исключением Акико.

Акико была единственной среди молодого поколения колонистов, кто любил слушать рассказы из прежней, материковой жизни, в особенности о любви. И Мэри вынуждена была извиняться перед ней, что не много может поведать ей любовных историй от собственного лица. Однако ее родители действительно очень любили друг друга, говорила она, - и Акико с наслаждением слушала рассказ о том, как отец и мать Мэри целовались и обнимались до своего последнего дня.