А потом разразилась катастрофа: подлинность драгоценного Пармиджано Бьюкенена подвергли сомнению. Кто-то распустил гнусную сплетню о том, что версия из коллекции Колонна, принадлежащая ныне Бьюкенену, – всего-навсего копия оригинала, хранящегося в Болонье. «Боюсь, в распространении этих слухов повинен Уэст; он начал против меня кампанию еще до того, как получил письмо, в котором я предлагал ему комиссионные», – сообщал Бьюкенен Стюарту. Однако он, с его богатым воображением и изобретательностью, отнюдь не собирался сдаваться. В Италии Пармиджано иногда называют Пармиджанино. Почему бы не представить их как двух разных художников? Почему бы не объявить, что болонский вариант написан Пармиджанино, а его, Бьюкенена, – Пармиджано? Или наоборот? Однако пока он решил взирать на происки соперников с невозмутимой надменностью: «Мне безразлично, удастся продать Пармиджано или нет, ибо я убежден, что это одна из самых изящных и очаровательных картин, которые мне доводилось видеть; владея ею, я в ней одной обладаю целой картинной галереей».
Бьюкенен весьма рассчитывал на Уимисса как на потенциального покупателя Пуссена, а также Пармиджано, Ван Дейка и Клода Лоррена. Однако Бьюкенен обнаружил, что некий пройдоха по фамилии Вернон «имеет на Уимисса куда большее влияние, чем я полагал». Выход был ясен: «Посему сочту вполне уместным назначить этому господину определенное вознаграждение, при условии что он, дав графу нужный совет, убедит его купить у меня что-нибудь за три или хотя бы за две с половиной тысячи гиней». Эта стратегия возымела успех, поскольку граф купил у Бьюкенена Клода Лоррена за полторы тысячи гиней, однако Бьюкенена по-прежнему мучил нерешенный вопрос о том, как поладить с докучливым Верноном. Бьюкенен пытался представить себе ход мыслей своего противника: «Я рекомендую графу купить Клода, по крайней мере не буду этому противиться, ведь так я получу изрядные проценты». Однако нельзя было исключать, что в будущем Вернон не станет помогать Бьюкенену и превозносить перед графом качество его товара, ведь Бьюкенен покушался на его «исключительную прерогативу» продажи картин этому аристократу. На самом деле Вернон сделался чем-то вроде навязчивой идеи для Бьюкенена, и тот предпринимал титанические усилия, лишь бы Вернон не увидел Пармиджано в Лондоне, пока Бьюкенен не отправил картину на север, чтобы предложить Уимиссу. Бьюкенен убедил себя, что Уимисс определенно купит картину, если только сделке не помешает Вернон.
К этому времени Бьюкенен вернулся к своему первоначальному плану продать Уимиссу Пармиджано под видом «Пармиджанино из коллекции Колонна». Его замысел строился на том, чтобы убедить графа, что, хотя это, возможно, и копия Пармиджано, это совершенно точно оригинальная работа Пармиджанино. В любом случае он прикажет незамедлительно послать Пармиджано (или Пармиджанино) Уимиссу, однако предупредит, что в Шотландии к картине приглядывается еще кто-то. «Так я создам соперничество и заставлю старика принять решение до того, как Вернон поделится с ним своим мнением», – уверенно предсказывал он. Однако несколько дней спустя повторная атрибуция картины стала вызывать у Бьюкенена сомнения, ведь за это время он получил абсолютно достоверные сведения о том, что Пармиджано и Пармиджанино – один и тот же художник. Так или иначе, сбивать Уимисса с толку, пожалуй, не следовало. В конце концов, это был безукоризненно подлинный Пармиджано. И, не в силах противиться искушению приукрасить свой товар, он сказал Уимиссу, что, по мнению хранителей коллекции Колонна, голову ангела на картине написал Корреджо.
Однако 15 апреля Бьюкенен обнаружил, что, прибегнув к более искусной тактике, его перехитрил коварный змей Вернон. Он передал Уимиссу те сорок гиней, что Бьюкенен заплатил ему за посредничество, продав Уимиссу Клода Лоррена. При этом Вернон сказал: «Милорд, возвращаю вам ваши собственные сорок гиней, полученные в качестве взятки от мистера Бьюкенена, поскольку не в силах оставить их себе. Пусть даже картина упала для вас в цене, я лучше верну деньги вам, законному владельцу, позволив себе лишь предостеречь вашу светлость от дальнейших сделок с нечистоплотными торговцами». Бьюкенен пришел в неописуемую ярость. Он разразился гневной тирадой, что напишет Вернону, требуя вернуть сорок гиней ему, а не Уимиссу, поскольку якобы узнал из надежных источников, будто совет Вернона не сыграл никакой роли при заключении его сделки с Уимиссом. В последующие месяцы Бьюкенен, не жалея сил и времени, строил против Вернона козни, тщась опорочить его и разрушить его профессиональную репутацию в глазах Уимисса. «Что ж, мы хорошенько отплатим мистеру Вернону за его низкое злодейство».