Галерея аферистов

Америка, которую Лео Кастелли впервые увидел в начале 1940-х гг., сильно отличалась от той, что он оставил в год своей смерти, в 1999-м. Кирк Дуглас вспоминает, как в 1956 г. реагировал Джон Уэйн, узнав, что Дуглас сыграл главную роль в биографическом фильме «Жажда жизни», посвященном Ван Гогу. «Слушай, Кирк, – раздраженно воскликнул он, – зачем ты согласился на эту роль? Таких, как мы, осталось немного. Мы должны играть сильных, стойких героев. А не каких-то слабаков и извращенцев». Боб Манк, десять лет проработавший у Кастелли, вспоминает, что «до конца 1960-х – начала 1970-х гг. американское общество оставалось довольно мещанским, и мужчину, который цитировал поэзию или созерцал картины, в Америке часто считали женоподобным пижоном. Но Лео доказал множеству бизнесменов, что можно служить олицетворением мужественности и при этом любить искусство и литературу, что можно смотреть бейсбол и ценить Джаспера Джонса».

Более того, благодаря Кастелли повешенная на стену картина Джонса, Лихтенштейна или Уорхола теперь воспринимается как утверждение незыблемых ценностей американской культуры, и преданность этому культурному идеалу теперь, с точки зрения американцев, отнюдь не исключает членства в гольф-клубе. И все это потому, что Джонс, Лихтенштейн и Уорхол были художниками, о которых слышали многие финансисты. С одной стороны, они были модными, они были американцами, а с другой – их имена обладали финансовым могуществом, подобно валюте. И валюте довольно твердой, вселяющей уверенность. Немногие арт-дилеры могут похвастаться теми же достижениями, что и Кастелли.

17. Передовые рубежи

В XXI в. арт-дилеры вышли на следующий рубеж: сегодня такие крупные дилеры, как «Пейс», «Гагосян» и «Белый куб», достаточно богаты, чтобы превратить свои галереи в подобие музеев современного искусства. Они устраивают выставки на уровне, который сделал бы честь любому известному музею, и показывают зрителям ценные предметы искусства, на время предоставленные музеями и создающие контекст и фон двум-трем вещам, выставляемым на продажу. Структура и охват их деятельности соответствуют нынешней глобализации: они привлекают еще не снискавшие известность таланты, предлагая им выставки в собственных залах в Нью-Йорке, в Лондоне или в Риме, в Мумбаи, в Сан-Паулу или в Гонконге. Их сотрудники сидят, прильнув к мониторам, за столами, поставленными в ряд, как в трейдерском зале на бирже. Их операции под стать серьезным коммерческим сделкам. Часто они продают еще не написанные картины; когда известные художники открывают выставки своих новых работ в ведущих галереях, оказывается, что почти все они уже заранее проданы коллекционерам, которые в лучшем случае лишь мельком видели их и даже точно не знают, что именно они приобрели. Нельзя сказать, чтобы эта система, предполагающая привилегированный доступ к творениям художника, вызывала бурный восторг у всего художественного мира. «Напыщенные, жаждущие власти и нестерпимо снисходительные, эти законодатели хорошего вкуса уместнее смотрелись бы в амплуа вышибалы у дверей ночного клуба, решая, кого пустить, а кого нет», – писал Чарльз Саатчи в 2009 г. В зависимости от вашего восприятия личности Саатчи, это высказывание можно интерпретировать как cri de coeur[25] измученного коллекционера или как акт непокорности в борьбе за власть, разгоревшейся между арт-дилерами различных типов.

Однако, хотя под влиянием чрезвычайно проницательных, обладающих незаурядным даром убеждения и коммерческой хваткой дилеров современный арт-рынок стал более безжалостным и беспощадным, все происходящие на этом рынке события окутала завеса тайны, и именовать их отныне принято с помощью эвфемизмов. Те, кто покупает и продает предметы искусства с целью получения прибыли, отныне величают себя не «дилерами», а «кураторами» или «галеристами»; иногда они называют себя «арт-профессионалами». «Кураторство» – звучит благородно и возвышенно. Именно этим занимаются сотрудники музеев. Куратор – что-то вроде контролера, проверяющего качество, и не ради денег, а лишь ради наслаждения от совершенного предмета искусства, от лучших, с любовью собранных коллекций. Само представление о кураторстве в XXI в. весьма расширилось и стало охватывать многие сферы, где найдется место честолюбцам. Появились кураторы не только музеев, выставок и художественных течений, но и кураторы кулинарных блюд (работающие в самых «продвинутых» нью-йоркских ресторанах), и даже кураторы публики. В Нью-Йорке можно встретить хозяек светских салонов, которые абсолютно серьезно говорят о том, какое удовольствие доставляет им «курирование вечеров, раутов и приемов». Если же начинаете именовать себя «куратором», будучи арт-дилером, то по статусу приближаете свою галерею к музею. Размывание границ между этими учреждениями культуры и есть современный идеал арт-дилерства. Осознавая, что мечта о покупке музейных экспонатов неосуществима, вы как минимум можете обставить свою трансакцию самым что ни на есть «музейным образом».