Галерея «Максим»

– Я возьму вот эту, – вдруг сказал Михаил Иванович, указывая на самое любимое произведение Ильи – то самое, с ладошкой маленького Максимки.

– Эту? Нет, нет, – возразил Илья. – Я ее просто так привез, посмотреть. Я ее не продаю!

Густые брови Михаила Ивановича удивленно поползли вверх.

– Как не продаете? А зачем брали?

– Ну так, чтобы… Чтобы вы лучше могли представить, как я работаю, – запинаясь, промямлил Илья и поежился в скрипучем кожаном кресле.

Тем временем Агафонов приставил картину к стене, повертел головой и, видимо, оставшись довольным, зачмокал губами. Он даже попросил Марину включить и выключить подсветку, маленькими софитами окаймлявшую потолок, и, оценив результат, расплылся в довольной улыбке.

– Даю десять тысяч долларов! – вдруг произнес он, окончательно приняв решение.

Маринка аж подпрыгнула на месте и пристально посмотрела на Илью. Да и было от чего прыгать – такой цены за одну картину им еще никто не предлагал. Даже владелец швейцарской арт-галереи и тот взял три его работы за сумму, приблизительно равную восьми тысячам долларов. И тогда это казалось огромными деньгами.

– Нет, – помотал головой Илья. – Извините, но эта картина не продается.

– Пятнадцать тысяч! – торговался Агафонов.

Маринка аж побледнела и продолжила так гипнотизировать Илью магнетическим взглядом, что он почувствовал, как по коже бегают мурашки.

– Хорошо, двадцать, но это мое последнее слово. Не хочешь продавать, значит, не надо. Других картин брать не буду! – сказал, как припечатал, Агафонов.

– Михаил Иванович, можно мы… поговорим немного, – вмешалась Марина и, схватив Илью за руку, вытащила его на ближайшую из чудесных веранд.

– Емельянов, ты что, заболел? Зачем тебе эта картина сдалась? Ты что, еще такую же не напишешь? Не тупи! Ты что, хочешь ни с чем домой вернуться? Такой шанс, потом жалеть будешь! – шептала она, приводя все новые и новые аргументы.

– Марин, но я не могу… – пытался объяснить он. – Это мой талисман, ты же знаешь. Самое дорогое мое воспоминание…

– Господи! Как ты меня достал! С этой твоей идиотской сентиментальностью, вечными розовыми соплями! – повысила голос Марина.

– Не кричи на меня, пожалуйста. Я все равно не могу продать эту картину. Просто не могу, понимаешь?

– Не может он! Скажите на милость! Зазря пролетать сюда за мой счет ты почему-то можешь! Ты забыл, что это я оплачивала билеты, заказывала отель, трансфер? Думаешь, мне это все даром досталось? За красивые глаза с новыми линзами?

– Я компенсирую тебе всю сумму…

– Из чего, Емельянов? Из каких доходов? Не смеши меня! Да у тебя нет ни одной копейки, не заработанной мной!

Илья помрачнел. Да что ж это такое, в самом деле! Уже вторая женщина за короткое время упрекает его в том, что он существует за ее счет. Прямо как сговорились бить по самому больному месту!..

– Ну ты подумай, Илья, – уже тихо продолжала Марина, увидев, что он замолчал. – Сколько проблем ты сможешь решить с такими деньгами!

«А может, она права? – подумалось вдруг Илье. – Что толку, что я храню это прошлое? Зачем так держусь за него? Что оно значит, если никто, кроме меня, его не ценит? Надо жить настоящим, а настоящее – это то, что я должен хорошо зарабатывать, чтобы поддерживать свою семью и вернуть этим уважение близких людей…»

Марина еще долго что-то шептала о выгодах и перспективах, но Илья и без того принял решение – на этот раз уступить. В конце концов, у него еще много картин того периода. Одной меньше, одной больше – какая разница. А талисманы – это просто сентиментальный предрассудок…

Они вернулись в комнату, и Марина торжественно объявила:

– Мы согласны. На двадцать пять тысяч.

Агафонов для виду поломался немного, но было ясно, что он рад согласию художника. Илья из вежливости улыбался, а у самого сердце стучало в бешеном ритме, будто перед какой-то бедой. Так всегда бывало, когда охватывало нехорошее предчувствие. Ох, зря, зря он уступил, зря…

Зато Маринка ни в чем не сомневалась, была беззаботна и довольна, как никогда. Сразу же после того, как они покинули дом Агафонова, она потащила Илью в ресторан, где действительно отменно кормили и подавали отличное вино.

– За тебя, Емельянов! – провозглашала она, поднимая бокал. – Ты – молодец! Я всегда знала, что ты гений, и верила в тебя! Поэтому за тебя… и за нас! Вместе мы горы свернем!

Бокалы мелодично звякнули, Илья глотнул вина и почувствовал, как по телу побежало сладостное тепло. Вот и хорошо, нужно расслабиться. Все он сделал правильно, все будет хорошо. А все предчувствия – это пустяки, ненужные сантименты и розовые сопли.

Подруга, как могла, поддерживала его – один ее вид говорил, что он прав. Улыбаясь и смеясь, она что-то рассказывала, а он, растворившись в музыке и собственных мыслях, слушал ее словно откуда-то издали…

В отель они вернулись если не пьяными, то, как бы это сказать… Тепленькими.

– Ты мне подставишь свое мужское плечо, а то я, кажется, выпила лишнего? – спрашивала его Марина. – Боюсь, не дойду до номера…