Галерея женщин

Вскоре после возвращения в Париж она встретила Карлоса. Он был первым мужчиной, проявившим к ней серьезное внимание, и он не мог ей не понравиться. Высок, хорош собой, прекрасный танцор. Отец его был испанец. Мать, богатая американка, развелась с мужем и проводила жизнь в погоне за удовольствиями, как мать Люсии в погоне за здоровьем. Внешне и по манере разговора Карлос был настоящим американским юношей. Матери Люсии он был симпатичен, и она позволяла дочери проводить с ним время. По крайней мере раз в неделю. Конечно, она не подозревала, что темперамент у Карлоса испанский. В конце летнего сезона обе матери на месяц повезли своих детей в Биарриц. Они бы не противились их возможной влюбленности и даже тайному побегу. Но, как говорила Люсия, они с Карлосом заботились лишь о том, как весело провести время. Хотя Карлос подумывал, что неплохо бы жениться на ней, но ему, как он полагал, вполне хватало будоражащих кровь ухаживаний на грани «романа», все же не слишком серьезных.

У Люсии, по ее рассказам, теперь очень быстро развилась жажда приключений. Кроме того, она наконец получала удовольствие от мысли, что ей не нужно завидовать Ольге или чувствовать себя безнадежно невинной и неловкой. Хотя настроение Карлоса никак не влияло на его физические данные, он давно распрощался с иллюзиями и успел рассказать Люсии множество интересных подробностей в надежде пробудить ее любопытство и потом совратить. «Он даже описывал мне разные виды любви, к которым, по его словам, я его толкала из-за своей безумной девственности», – рассказывала Люсия. И все же ей нравилось лишь целоваться и танцевать с ним. В результате они танцевали так гладко, что их часто принимали за профессионалов. Но в такси, в коридорах и даже в сосновых лесах в окрестностях Биаррица она могла подарить Карлосу только поцелуи. Люсия рассказывала, что, возможно, сопротивляясь Карлосу, она получала какое-то странное удовольствие. Но ей всегда становилось ужасно грустно. Иногда она выпивала немного больше, чем следовало, теряла самообладание и плакала. Довольно часто ее веселье вдруг превращалось в отчаяние, и она всю ночь не смыкала глаз, пытаясь разобраться в себе. У нее не было причин так себя вести, рассуждала она, и при этом не решаться на следующий шаг. Однако перед ней маячила серая фигура, перехваченная на талии шнуром, от которой невозможно было избавиться.

По рассказам Люсии, так все и продолжалось в течение наступившей зимы и потом в течение почти года. Она усердно училась в Школе изящных искусств, однако не видела смысла отрицать, что искусство – не единственная важная вещь в жизни. Наоборот, Люсия все больше и больше вовлекалась в интриги и любовные истории окружающих. В конце концов, как говаривала Ольга, война ведь закончилась и делом молодых было извлечь выгоду из гибели косных старых принципов и получать от жизни больше, чем досталось их матерям, утратившим иллюзии, когда радоваться жизни было уже поздно. Люсия говорила, что теперь она глубоко это чувствовала. Мысль, что ее могут счесть такой же ограниченной и пуританской, как мать, Люсию ужасала. В духе своего времени – до странности отличного от времени, непосредственно ему предшествовавшего, – она скорее предпочла бы, чтобы в ней видели не девственницу, а проститутку. Она даже сообщила Ольге, что у них с Карлосом роман. Однако всякий раз, когда они оказывались наедине, повторялась все та же история. Он провожает ее домой, потом неизбежная борьба в коридоре и остаток ночи, проведенный в раздумьях. А он, если не слишком уставал, выяснял, дома ли Флоранс или Колетт, – так, во всяком случае, он ей говорил.

И все же в это время, по мнению Люсии, она медленно, но верно обретала светский опыт и умение себя держать. Ей так хотелось жить и так хотелось знать, каким образом лучше всего познать жизнь в ее наиболее полном проявлении. Кроме того, добавляла она, по крайней мере, некоторые знакомые начали задумываться, каковы же ее нравственные принципы, – и это виделось Люсии достижением! К тому же в промежутках между вечерами с Карлосом она флиртовала с несколькими молодыми людьми, но и в этих случаях не позволяла им лишнего. При всем том она получала удовольствие от такой жизни, хотя никогда не чувствовала себя по-настоящему счастливой. Главным образом ей нравилось ощущать, что ее сердце отчаянно рвется назад, не находя новых эмоций, сравнимых по силе с прежними.

Но следующим летом Люсия избрала иной путь. Теперь ей было уже почти двадцать. Требовался опыт и эмоции. Не имело смысла ждать настоящей любви. У нее она уже была – идеальная гармония и дружба с отцом, странная экзальтация, вызванная сестрой Агатой. Сейчас она хотела получить опыт физической любви, пусть и не могла испытывать любовь в смысле духовном или эстетическом. Желание такой любви возникало, когда она танцевала, пила вино и флиртовала. Но потом ей хотелось проверить, что же происходит с ее духовностью. Возможно, когда-нибудь она удовлетворится таким опытом и станет ясно, что она лишь зря тратила время, размышляя о душе?