Галерея женщин

Но как отличалась эта жизнь от псевдохудожественной жизни молодых людей из Школы изящных искусств! Ведь здесь Люсия имела дело с мужчинами, которые не были преимущественно художниками. Это были рабочие разных специальностей, и каждый лелеял какую-нибудь мечту, однако из-за бедности не мог позволить себе творческое безделье. Да и сам Сарвасти, как часто говорила Люсия, никогда не имел душевного спокойствия, хотя все утро спал и почти весь день проводил с ней или с друзьями. Для него, передавала Люсия слова Даниэля, она со своей свежестью, красивыми нарядами и неувядающим любопытством была пришельцем из другого мира. А ей доставляло большое удовольствие представать перед ним именно такой – и хотя бы отчасти рассеивать гнетущие обязанности и ощущения приближающейся старости, которые его так удручали. «Я хотела стать для него ангелом света, – сказала она мне однажды. – И думаю, я им стала, хотя, возможно, была при этом неопытной, самолюбивой и эгоистичной».

Даниэль, по ее словам, получал почти хулиганское удовольствие, поражая ее всяческими историями, многие из которых были весьма натуралистичны, однако окутаны очарованием ее любимых арабских сказок. Он прожил такую насыщенную и разнообразную жизнь, слишком долгую и слишком разнообразную, чтобы описывать ее здесь, но полную множества реальных, воображаемых или приукрашенных приключений. От влюбленного Карлоса и других она до сих пор слышала о жизни только идеализированные подробности, рассказы же Сарвасти были другие – реалистичные. Но какой бы очаровательной она ни была, и я могу это подтвердить, и как бы ни притягивала она физически, он питал к ней, в общем, платонический интерес. Дело в том, конечно, что задолго до ее появления он физически износился. Стало быть, из личного опыта Люсия узнала о сексе очень мало и была разочарована. С другой стороны, в Сарвасти чувствовалась вековая умудренность, как говорила Люсия, следы греческого упадка, оставшиеся со времен двухтысячелетней давности в земле его родного Крита и открывавшие ей новый взгляд на мир. Ему нравилось, рассказывала она, раздевать и одевать ее, как будто она была ребенком, в то же время воображая, что они оба древние критяне на пиру. Они пили вино и ели дешевые маленькие пирожные, а потом давали волю своему буйному воображению. Иногда Даниэлю хотелось поиграть в любовь «по кругу», но, как ни странно, Люсия, при всем ее любопытстве и эмоциональной восприимчивости, не могла откликнуться на желание, которое не было слепым и непреднамеренным. Умом она готова была согласиться, но ее юная кровь оказывалась сильнее рассудка и восставала против всего, что имело иную температуру. Даниэль, как она объясняла, это чувствовал. Он ни в коем случае не был черствым человеком, и поэтому ему почти всегда было достаточно обожать ее юный ум и тело, с наслаждением впитывать ее голос и облик – все то, чего был лишен его иссохший дух.