Галерея женщин

Позже из Байонны она, конечно, сообщила ему, что матери стало хуже и пока она вернуться не может. Он должен был писать ей до востребования на почту. Мать подарила Люсии маленький «рено», так что она могла легко добираться в Байонну из Биаррица и забирать его письма. И какие странные это были письма, рассказывала она, написанные почти нечитаемым почерком, краткие, пылкие, иногда полные обожания, иногда оскорблений, – такие же, как сам Даниэлло.

И все-таки, по словам Люсии, ей нравилось снова веселиться, наряжаться и танцевать. И хотя она без труда могла привлечь к себе внимание мужчин, ей не приходило в голову завести серьезный роман, поскольку – и Люсия определенно настаивала на этом – она все еще считала себя девушкой Даниэлло, хотя и устроила себе каникулы.

Но однажды в начале августа она получила от него письмо всего из двух строк: «Лучше отрезать быстро, как при хирургической операции. Прощай».

Тогда ее захлестнули мысли, как она говорила, тяжелые мысли, что она себялюбива и отвратительна, раз не ценит любовь настоящего человека, творца, страдающего, пока она танцует. Кроме того, добавила она, отношения заканчивал он – не она. Что же теперь будет с ее искусством, с ее душой? Может, у нее вообще нет ни того ни другого? Чтобы спасти свою душу, как Люсия мне объяснила, на этот раз она обманула мать. Она оставила у себя на бюро записку, в которой написала, что получила телеграмму о тяжелой болезни Ольги, и ночным поездом уехала в Париж.

Когда Люсия явилась в мастерскую Даниэлло, она застала там Риту, одну из девушек quartier, которую встречала у него и раньше. На мгновение, говорила Люсия, она почти почувствовала облегчение. Потому что, возможно, это означало, что Даниэлло действительно порвал с ней. Но при виде Люсии он прямо-таки взорвался от радости, приняв как само собой разумеющееся, что она приехала насовсем, и настоял, чтобы Рита и его приятель Марио, зашедший незадолго до этого, присоединились к ужину с шампанским в честь ее возвращения. А что еще хуже, в течение вечера и Рита, и Марио поочередно отводили Люсию в сторонку и просили не бросать Даниэля. На самом деле он не так хорошо переживал их расставание, как могло показаться, – пока она отсутствовала, он был совершенно несчастлив и потерян – они ни разу не видели его таким за все время знакомства. Они, конечно, сделали все, чтобы его поддержать, давали ему небольшие суммы денег и все такое прочее, но, казалось, он утратил способность работать и стал пугающе мрачным. Позднее также выяснилось, рассказывала Люсия, что как раз перед ее возвращением Сарвасти продал свое пальто, поэтому у него в кармане появились франки, отсюда и приглашение на ужин. Тогда Люсия передала Марио все взятые с собой наличные, чтобы тот заплатил за ужин, и они уговорили Даниэля придержать свои сбережения до следующей вечеринки.

В тот вечер, рассказывала Люсия, с Даниэлем совершенно точно произошли огромные перемены. Она это видела и чувствовала. Он стал намного сильнее и веселее, чем когда она только появилась у него на пороге. Потом, когда они остались одни, он шагал взад-вперед по своей просторной темной мастерской и говорил о будущем, о том, как они будут жить и работать вместе, как к ним обоим придет успех и они никогда не расстанутся!

И чтобы воплотить эту мечту, говорила Люсия, на следующий день она обо всем договорилась с Ольгой и заняла у нее денег. К тому же и сам Даниэль умудрился сдать одну из комнат в своем доме, долго стоявшую пустой. За этим последовали веселые встречи вчетвером или вдвоем, беззаботные ужины на большой открытой площади с видом на Париж. Однако в конце недели, поскольку ситуация была исправлена, объясняла мне Люсия, она сочла, что может снова поехать в Биарриц еще на две недели и уже вместе с матерью окончательно вернуться домой. Теперь она решила раз и навсегда, что будет верна серьезной стороне своей натуры, как и Даниэлло. Ибо разве не был он поистине гигантской удивительной личностью – по крайней мере, для нее? К тому же рядом с ним она сможет сосредоточиться на живописи, а это, как она говорила себе, было то, чего ей на самом деле хотелось больше всего. На сей раз, по ее словам, Даниэлло оказался весьма терпелив и не препятствовал ее отъезду, потому что, наверное, был в ней уверен.