Тут нахлынули новые тревоги. Как единственного кормильца матери, Шурку в армию не взяли, но теперь-то уж обязательно забреют. Эта мысль поразила его. А как же дом? На кого оставить? На Тамарку? А ее на кого оставить? Но все же, кто будет охранять дом? Не бросить же на чужих людей? А родственничков пусти — потом и не выкуришь… Ворочался Шурка ночами, не знал, что делать.
Однажды он лежал со Стеблем у стожка, который сметали вокруг ствола березы. Она ласково положила на стожок свои ветви. В сене попадалось немало скошенной, подсохшей клубники. По белым зонтикам пряно пахнувшего цветка проворно бегал бархатный, золотисто-черный шмель. Стебель то следил за ним, то рылся в сене, выбирая ягоду, а Шурка рассказывал о своих тревогах. Стебель посмотрел на него пристально и сердито предупредил:
— Ты, брат, гляди… Что-то в тебе того… вроде как собственник завозился.
— Не трепись!
Но слова Стебля врезались в память, беспокоили, словно комары. Ночью, лежа в балагане, Шурка никак не мог уснуть, чувствовал, что действительно становится этаким хозяйчиком.
«А, да этот звонарь вечно что-нибудь сочинит! Разве можно его слушать? — успокаивал себя Шурка. — Положим, имеет человек собственный мотоцикл, или аккордеон, или квартиру в городе, ведь он же радуется, что имеет их. Так почему же я не могу иметь дом? Он мне в наследство достался. Я его не хапнул. Надо же мне где-то приткнуться. А Стебель и Витька — они временные в селе. Это уж точно. Им, конечно, хозяйство ни к чему. И меня им не понять».
Эта мысль успокоила Шурку, и он задремал.
Перед обедом Галя и Маша прибежали на речку искупаться. От зноя разопрела трава на берегу, загустел над ней аромат синих колокольчиков, огненного горицвета, иван-чая. Среди них валялись брюки и курточка Гали и пестрое платье Маши.
Девчата плескались в воде, брызгали друг в друга. Чтобы спастись от комаров, зашли в реку по шею.
— Слушай, Галка, я должна кое-что сказать тебе, — заговорила Маша. — Но только ты не расстраивайся. Даешь слово?
— А что такое? — Галя почувствовала, как в душе похолодело. Галя была уверена, что сейчас случится что-то очень нехорошее.
— Нет, ты даешь слово?
— Ну, даю, даю! — воскликнула Галя, гребя руками, чтобы удержаться против течения.
— Понимаешь, я случайно узнала, — проговорила Маша, тоже гребя руками.
— Что узнала?
Комары вились вокруг мокрого лица, сильное течение пыталось утащить Галю. Оно вымывало из-под ее ступней сыпучий песок. Галя боролась с рекой, клонясь вперед, грудью разбивая несущуюся воду.
— Ты думаешь, почему Витька зачастил в село? К Люське он ездит, к библиотекарше. Поняла? Вечером на велосипед — и к ней, а утром — обратно. И все шито-крыто.
Галя перестала грести, река сразу же повалила ее, понесла. Маша ринулась за ней и, догнав ее, поплыла рядом.
— Я его, дуролома, разделала на все корки, — громко продолжала Маша. — Прямо так и влепила ему: «Бессовестные твои шары!» А он этак нахально: «Я — не запряженная кляча. Куда хочу — туда скачу!» А я ему: «Так что же, по-твоему, хочу — унижу человека, хочу — совру, хочу — украду? Долой совесть! Долой честность! Они ведь руки связывают, ноги спутывают. Не воля это, а распущенность». В общем, я ему, Галка, дала жизни. И ты его отшей! Не будь мямлей. Такое прощать нельзя. Вообще-то он просил меня молчать. Но разве я могу допустить, чтобы тебя водили за нос?
Галя поплыла к берегу, сильно ударяя по воде ладонями и выбивая ногами фонтаны брызг. Наконец она вырвалась из реки на берег; с нее сбегала вода, губы на бледном ее лице посинели, и вся она дрожала.
— Гони его от себя, — решительно сказала Маша, выбираясь следом за ней. — Гони! Он же подлец!
Комары облепили, жалили, а Галя, не замечая их, отжимала на себе трусики. Выше колен розовели два шрама, — в этих местах взяли кожу для Стебля.
Галя оделась.
— Ты иди обедай, я сейчас, — и скрылась среди кустов, за которыми слышались голоса парней.
Виктор несся по пояс в траве, на бегу снимая рубаху. Галя появилась из-за кустов боярки, и он обрадовался, бросился было к ней, но тут же остановился, увидев ее испуганное лицо.
— Как же это, Виктор, получилось? — прошептала она, только сейчас до конца поняв всю непоправимость беды и ужаснувшись этому. — Как же это?.. Что же теперь?..
Виктор понял, что Маша все рассказала. Он растерялся. Не зная, что сказать, он хлопал рубахой по голой спине, отгоняя комаров.
Галя резко повернулась и побежала к трактору. Виктор тоже сорвался с места, волоча по траве рубаху, догнал ее и, забегая то с одной стороны, то с другой, невнятно бормотал:
— Я же не хотел так, Галя! Клянусь! Все это как-то, черт ее знает… Все по-дурацки вышло… А ты для меня… — он пытался заглянуть ей в глаза. Она уже не бежала, а молча шла, глядя вперед, будто никто и не метался вокруг нее. Виктор отстал, смотрел ей вслед.
— Черт меня дернул, — пробормотал он, вспоминая о своих недавних поездках к Люсе…