Галилей

Козимо соблаговолил наконец подписать документы, необходимые для поездки. Тосканскому послу вменялось в обязанность оказывать придворному математику всяческую поддержку, поселить его в римском дворце Медичи и обеспечить всем необходимым. Галилею обещали государевы носилки, но свободных не нашлось. Козимо развлекался в Пизе, Винта был неуловим. Галилей терял терпение. Время, благоприятное для наблюдений, будет упущено! Да и в каком свете предстанет он перед римскими коллегами? С осени твердит он о близком приезде. Он может оправдываться болезнью, занятостью, отвратительной погодой, но до каких же пор? Клавию он послал извинения. Ожидая со дня на день отъезда, он не ответил на письмо Гринбергера. Пусть они не удивляются его молчанию: он больше месяца, как говорится, стоял ногою в стремени. Выедет он, вероятно, в течение недели. Но и это не оправдалось. Причины новой проволочки были неясны. Именно в эти дки в Тоскане появились первые экземпляры направленной против Галилея кпижонки Сицци. На ум невольно приходил Горкий, хотя Сицци и порицал его за грубость: в ученом споре следует быть вежливым. Скромностью Сицци не страдал. Книга его называлась «Астрономическое, оптическое и физическое рассуждение, где доказывается, что мнение «Звездного вестника» о четырех планетах, будто бы увиденных недавно знаменитейшим математиком Галилеем с помощью некой трубы, является ложным».

Сицци не обвинял Галилея в преднамеренном обмане: у того-де были иные мотивы. Автор «Звездного вестника» потратил столько усилий, убеждая людей в существовании новых планет, вовсе не потому, что верит в их реальность. Просто Галилей хочет дать неспециалистам пищу для упражнений ума. Ведь нельзя же поверить, будто Галилей всерьез считает, что прежняя астрономия ошибалась в своих принципах!

Медицейских планет просто не может существовать! Сипци громоздит один схоластический довод на другой. Каждому ясно, что на небе только семь планет. Все остальное — обман зрения. Оптическим стеклам вообще доверять нельзя: очки, которыми пользуются старики, не годятся молодым людям, а те, которые подходящ юношам, бесполезны для пожилых. Если же через Галилееву трубу и старики и юноши видят четыре спутника Юпитера, то уже одно это доказывает, что здесь налицо обман зрения. Об этом он, Сицци, одержимый любовью к истине, осмеливается заявить во всеуслышание, хотя его ученые единомышленники и предпочитают хранить молчание. Многие расценят его выступление как неслыханную дерзость. Поэтому-то он в ожидании бури ищет спасительной гавани и посвящает свое сочинение принцу Джованни Медичи.

Тому самому горе-изобретателю, который на всю жизнь возненавидел Галилея, когда отрицательный отзыв оправдался и землечерпалка развалилась на куски!

В начале марта он сообщил Клавию, что скоро выезжает, но прошло еще полмесяца, а он все дома. Что за странная забывчивость? Почему его вновь и вновь заставляют выступать в роли просителя? Почему не выполняют распоряжений государя? По небрежности или в результате чьих-то происков?

К Винте в Пизу он отрядил гонца. Сколько ему еще ждать? Может быть, их высочества передумали? Винта сразу же ответил. Задержки больше не будет, счастливого путешествия!

Как только прибыли носилки, Галилей тронулся в путь. Погода стояла прохладная и ветреная, однако, останавливаясь на ночлег, он всякий раз вытаскивал зрительную трубу. Ему казалось, что решение почти найдено: скоро, очень скоро он определит орбиты всех Медицейских звезд!

В Рим он прибыл на пасху, 29 марта 16.11 года. Никколини, тосканский посол, встретил его с радушием, предоставил две отличные комнаты во дворце Медичи, обещал помощь. Вечером Галилей нанес визит кардиналу дель Монте, вручил рекомендательные письма, был ласково принят.

Вернувшись от кардинала, до глубокой ночи сидел перед зрительной трубой. А утром, не откладывая, отправился к математикам Римской коллегии.

Он явился как раз в тот момент, когда отец Клавий и два его ученика, читая книжку Сицци, от всей души потешались над неуклюжими выпадами против новых открытий. Они так хохотали, что Галилей даже вступился за своего незадачливого земляка.

Между Галилеем и математиками Римской коллегии быстро установилось взаимопонимание. Они не тратили слов на комплименты, а принялись за работу. Галилей показал последние расчеты и выразил уверенность, что в ближайшее время удастся точно определить орбиты Медицейских звезд. Клавий не разделял такого оптимизма, но с интересом слушал Галилея. Потом сравнили результаты наблюдений и порадовались, что те совпадают. Математики Римской коллегии и Галилей, казалось, с полуслова понимали друг друга.