Галилей

Во время споров ставились разнообразные опыты. Галилей знал, в чем его сила, — для непредубежденного ума наглядный эксперимент действенней цветистых фраз. Его противники тоже иногда обращались к опытам, но если Галилей видел в опыте способ познать реальное явление, то спорившие с ним обращались к эксперименту часто с единственной целью — спасти то или иное высказывание своего кумира.

В силу своей фигуры, уверяли перипатетики, тело плавает или тонет — лишь широкие предметы держатся на поверхности воды, поскольку не могут разделить ее частичек, длинные же и тонкие, вроде иглы, идут ко дну. Тут же следовала соответствующая цитата.

Стоит ли так верить в непогрешимость Аристотеля? Ведь иголка, осторожно положенная на воду, не тонет!

Если какие-то явления не находили достаточно убедительного объяснения. Галилей охотно это признавал. Нет ничего хуже, когда верность догме преграждает путь исследованию. Галилей не давал спуску философам, которые из почтения к букве Аристотеля хулили Архимеда. Он не уставал доказывать, сколь плодотворны Архимедовы идеи. Случалось, споры эти происходили и во дворце. Однажды на таком диспуте присутствовали именитые гости — кардинал Гонзага и кардинал Барберини. Первый поддерживал перипатетиков, второй же склонялся на сторону Галилея.

Козимо велел Галилею письменно изложить свои взгляды. Тот охотно согласился написать о баталиях с перипатетиками небольшую работу в виде послания к великому герцогу, но опять заболел. Тогда Козимо предложил ему временно поселиться на одной из окрестных вилл.

Стоял золотой октябрь. Прозрачный воздух был напоен ароматами осени. Ласкали глаз живописные холмы. Друзья не забывали Галилея. Время от времени Антонио Медичи, живший неподалеку в охотничьем замке, присылал ему часть трофеев: дичь или кабаний окорок. Это радовало лишь как знак внимания. Галилей сидел на строжайшей диете. К мучительной ломоте суставов и болям в груди прибавились жестокие рези в почках. Снова возобновилась затяжная бессонница. Он не строил из себя героя, жаловался друзьям на немощь, на приступы меланхолии, на вялость мысли, вызванную недугами и бессонницей. Тем не менее за это время, признавался Галилей, он все-таки, хотя и с трудом, кое-что сделал.

Кое-что! Два с лишним месяца его мучили многочисленные болезни, а когда он вернулся во Флоренцию, то привез с собой почти завершенную рукопись целой книги. От первоначального варианта послания к Козимо мало что осталось. Трактат был написан заново — «Рассуждение о телах, пребывающих в воде, и о тех, которые в ней движутся».

Кардинально новым в его подходе к этим вопросам было применение в гидростатике принципа возможных перемещений. Галилей создал собственную, в духе Архимеда, методику исследования и, ставя опыты, обнаружил не только большую изобретательность, но и редкостное умение наблюдать. Экспериментальный метод решительно побивал схоластов, привыкших смотреть на мир сквозь частокол цитат.

Такой осведомленности приходилось только удивляться! Лодовико Чиголи, известный флорентийский художник, работавший в Риме, близкий его друг, казалось, знал все. Здесь у него, Галилея, под носом происходили события, о которых он и не слышал, в то время как Чиголи был о них прекрасно осведомлен! Вся эта лига схоластов, разъяренная неудачами, помышляла теперь не о подрыве его научной репутации, а о сведении счетов наиболее действенным образом — его хотят обвинить в опасном образе мыслей, дабы предоставить решение спора отцам инквизиторам! Они лишь ищут способ, как понадежней нанести удар.

«Один из моих друзей, — писал Чиголи, — священник, человек глубоко порядочный и весьма преданный вашей милости, рассказал мне, что известная вам шайка злопыхателей и завистников вашей доблести и заслуг собиралась в доме архиепископа и держала совет. Они, словно взбесившись, изыскивали возможность обвинить вас в защите мысли о движении Земли или в чем-либо ином. Один из них обратился с просьбой к проповеднику, дабы он с кафедры заявил, что ваша милость высказывает диковинные вещи. Но тот, распознав их коварство, ответил как подобало доброму христианину и священнослужителю. Я пишу сейчас об этом, чтобы раскрыть вам глаза на то, сколь велика ненависть и злонамеренность этих отпетых негодяев. Это с их стороны исходили смехотворные и невежественные писания, поэтому вы должны примерно знать, кто эти люди».

Да, он знал их. Но что с того? Как он может им противодействовать? Один проповедник отказался выступать против него с церковной кафедры, но разве не найдут другого, если это всерьез захочет сам архиепископ Флоренции или кто-либо из его влиятельных приспешников?

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ И НА СОЛНЦЕ ЕСТЬ ПЯТНА