Несколько лет назад этот вопрос был поставлен перед Советом Галлии. Не все племена согласились, но все же против германцев выступила большая галльская армия – такая большая, что ей трудно было прокормиться. Ариовисту было легко сделать то, что он сделал: отступать перед ней, пока ее части не окажутся далеко друг от друга, а потом нанести сокрушительное поражение. Его условия были суровыми, особенно для секванов, которым было сказано коротко: отдайте еще одну треть ваших земель. По сути дела, наступил тот момент, который предсказывал друг моего отца Дивициак, – либо римляне, либо германцы должны будут потоком хлынуть в Галлию и занять ее. Долго казалось, что германцы будут здесь первыми. Но теперь, после того как Цезарь одерживает победу, Дивициак созывает Совет Галлии. Конечно, он намерен сделать так, чтобы за этим последовала схватка с германцами.
Стаций качнул головой так резко, что она затряслась.
– Я не верю этому. На этих диких варваров никто не нападает, если не будет вынужден напасть. Кроме того, Цезарь не посмеет начать войну с другом и союзником Рима. И зачем ему это делать?
– Потому что Цезарь честолюбив и хочет править Галлией, – ответил я ему. – А для чего еще собирать этот Совет?
– С гельветами нам повезло, но германцы – совсем другое дело, – мрачно произнес Страбон. – Цезарь один раз добился успеха и поэтому думает, что он непобедим. Но он, похоже, еще не стал опытным военачальником. Мне это не нравится.
– Ну, разумеется, все это только догадка, – смущенно сказал Процилл.
Слухи распространяются быстро, и вскоре вся армия следила за переговорами Цезаря с мучительным интересом. Стаций был далеко не единственным изнеженным богатым молодым человеком, который связал свою судьбу с судьбой Цезаря лишь ради внешней стороны дела. Страбон и ему подобные, хотя и были старше и крепче, были воспитаны на римской политической игре, в которой человек продвигался в обществе с помощью острых критических замечаний. Они говорили, что Цезарь вбил победу себе в голову.
Тем временем события развивались в большой степени так, как предсказал Процилл. Совет Галлии воззвал к Цезарю в любимой галлами красивой и драматичной манере: все вожди проливали слезы. Цезарь отправил послов к королю Ариовисту, настаивая на своем долге защитить эдуев. В ответ король Ариовист поступил грубо и оскорбительно: только что прибывшее германское племя начало разорять эдуев, и прошел слух, что еще сто германских родов переправляются через Рейн. Пока наша армия еще утешала себя отсрочкой, Цезарь уже принял одно из своих внезапных решений. Мы получили приказ собрать свои вещи и выступить в поход, а когда опомнились, то увидели, что бредем, спотыкаясь, по незнакомой земле секванов в сторону германских полчищ и Рейна. Времени обсуждать происходящее Цезарь нам тоже не дал. Он привел нас ускоренным маршем к городу Безансону, где хранились продовольственные запасы и всевозможное военное снаряжение. Там он остановился и стал ждать обозы, а за это время было собрано продовольствие с племен, живших вокруг Безансона. Никто из нас не сомневался, что Цезарь собирается дать бой.
До этого времени настроение армии зависело не от офицеров, а от центурионов, крепких профессионалов, которые выслужились из солдат и хорошо знали своих подчиненных. Но общая для всех легкая жизнь во время ожидания в Бибракте, внезапная смена ее походом по незнакомым, пустынным и диким местам и грозная слава германцев заставили даже центурионов помрачнеть. За короткое время боевых действий против гельветов они не успели приобрести ту слепую веру в Цезаря, которая воодушевляла нас всех позже. Перед походом они слушали критические замечания друзей Страбона не без уважения к говорившим. Поэтому, когда офицеры, начиная с самых младших, начали паниковать, на центурионов это тоже подействовало. Вскоре все были в тревоге.
Я ездил к племени лингонов с поручением по поводу поставки зерна, а когда вернулся, то обнаружил, что Стаций, который был моим соседом по палатке, упаковывает свои вещи. Он сказал мне, что попросил у Цезаря отпуск по болезни. Именно этого я и ждал от Стация, так что я просто пожелал ему счастья.
– Я подскажу тебе, как быть, – сказал он. – Подай тоже, и поскорее.
– Подать что? – тупо спросил я.
– Говори тише, дурень, – шепнул он мне. – Просьбу об отпуске.
– Но мне нравится эта жизнь, – возразил я. – Послушай, отчего в конце концов…
– Ну, тогда все в порядке. – Мне показалось, что он дрожал всем телом. – Только не говори, что я не сделал для тебя все возможное. Хотя чего ради я должен беспокоиться из-за такого болвана… Кажется, мой мальчишка уже приготовил лошадей?
И он просто вылетел из палатки, оставив меня в полном недоумении. Я пошел в палатку напротив, чтобы спросить Страбона, знает ли он, из-за чего поднялась такая суматоха.