Гамбит

Не буду врать, что не колебался. На какой-то миг я буквально увидел, как прихожу рано утром на работу, услышал шутки и разговоры коллег. Кто вчера кому сколько голов забил на очередном чемпионате, кто и как провёл выходные. Оказалось вдруг, что мне всего этого здорово не хватало…

— Давайте для начала поговорим об убийстве Гана Бингвена, — мягко увёл я разговор в сторону. — У меня есть вопросы, если не возражаете.

Мужчина развёл руками, как бы говоря: «Ну, мы же здесь именно для этого, так?». Имени своего он не назвал, и я подозревал, что вовсе не из желания его скрыть. Судя по степени умотанности, вряд ли он вообще сразу вспомнил бы своё имя. Личное давно укатилось куда-то на задний план, этот дядька горел на работе синим пламенем.

— Вы точно установили время смерти? — начал я.

— Определили по камерам. С точностью до трёх секунд. — Следователь задумался и добавил: — Пожалуй, что до трёх… В двенадцать ноль семь камеры в коридоре и в номере, где находился задержанный, внезапно перестали передавать изображение на пульт. С этими цифровыми технологиями… — Следователь покачал головой. — Все их нахваливают, а мне вот не очень нравится. Всё стало слишком просто, доступно, легко… Впрочем, отвлекаюсь. В общем, парочка камер ненадолго отключилась — и всё. Потом они заработали, как прежде. Как только оператор увидел, что произошло, он поднял тревогу. Да можешь, если хочешь, сам посмотреть. Перерыв в работе камер — три секунды. Никто, кроме избранного духом, не мог такого провернуть.

«Или чернокнижника», — подумал я, пока следователь кликал мышкой, вполголоса поругивая подтормаживающий компьютер. Как я успел понять, в этом мире чернокнижников либо не было, либо они очень хорошо скрывались. Я не слышал ни о ведьмаках, ни о колдунах — ничего подобного. А вот в моём мире, когда происходило такое странное убийство, мы сразу понимали, что в деле замешан чернокнижник. Потому что никто больше не сумел бы за три секунды убить человека и скрыться с места преступления, попутно озаботившись отключением камер. Идеальное убийство, проведённое, вместе с подготовкой, быстрее, чем обычный человек открывал бы запертую дверь.

Если Кианг здесь — сохранил ли он свои магические способности? Или, может, здесь чернокнижники — это и есть избранные духами? Значит ли это, например, что я, в своём мире, тоже был чернокнижником? Ведь дух я почувствовал ещё там. А что?.. Всё сходится. Говорят, что у случайных людей, таких, как я, этот дар, если и пробуждается, то годам к сорока. Может быть, именно это разглядел во мне Кузнецов — потому и стремился перетащить на свою сторону? Два чернокнижника вместе — страшная сила, если разобраться. Потому-то он и решил показать мне тогда свою берлогу, увешанную колдовскими рисунками и схемами.

— Вот, смотри, — сказал следователь и повернул ко мне монитор.

Запись велась цветная, качественная, с отличным разрешением — на своих внутренних делах клан не экономил. Можно было буквально разглядеть движения губ и, при наличии умения, восстанавливать ход разговора.

— Микрофоны тоже есть, — сказал следователь, будто услышав мои мысли. — Та же песня, что и с камерами — отключились на три секунды.

Микрофоны… Весь мой допрос был куда-то записан и кем-то прослушан. Собственно, уже даже не надо было думать, кем. После беседы с Реншу прошлой ночью сомнениям неоткуда было взяться.

Экран был разделен на две части. Слева просматривался пустой коридор, справа сидел на стуле, обхватив голову руками, директор Ган.

— Вот сейчас, обрати внимание, — сказал следователь. — Картинка была, и — хоп! — он щёлкнул пальцами. — Тьма. Камеры выключены.

— Обе, — заметил я. — Обе камеры.

Когда изображение вернулось, левая половина экрана снова показывала пустой коридор.

Вейшенга за то, что ушёл, мне хотелось прибить. Но я прекрасно понимал, что мне не позволят не только этого — допросить-то его как следует не дадут. Тем, что Вейшенг взял на себя труд разыскать Гана, он уже оказал мне большую любезность. Пока я вёл допрос, находился поблизости, видимо, из любопытства. А когда я ушёл, Вейшенг решил, что и ему в коридоре делать нечего. Охраной возле номера не озаботился, рассудив, вероятно, что из запертого номера, находящегося на семнадцатом этаже, да к тому же под наблюдением, задержанному деваться попросту некуда.

Я перевёл взгляд на правую половину. Директор на стуле уже не сидел. Он лежал на полу, а из его груди торчал меч.

Следователь поставил видео на паузу, развернул монитор.

— Дальше — интереснее, — сказал он. — Мы, разумеется, запросили записи со всех камер, проследили возможные пути отхода. Камеры в коридорах, на лестницах, в вестибюле, уличная камера, работающая на вход. И на всех — будто идёт волна, камеры выключаются, одна за другой. Вот, собственно, тот момент, та грань, за которой мы мало что можем. Совершенно ясно, что убийца — избранник духа.

Я вспомнил, как Делун ловко погасил лампы на заводе. Н-да, пожалуй, такой трюк можно провернуть и с камерами. Напрашивается мысль об избраннике духа. Слишком уж напрашивается. Прямо рвётся…